Причина жизни

— Я? — задумался Валентин. — Если бы знать. Боюсь, я — плод вашей галлюцинации.

— А остальные?

— И остальные тоже. Может быть. Впрочем, я не уверен.

— А можно ли воздействовать на чужие галлюцинации?

— Попробуйте. Только будьте осторожны, умоляю вас.

Он снова надолго замолчал, потом вдруг вскинул голову, огляделся, пробормотал какие-то извинения и вышел.

— Какие-то у меня недоделанные галлюцинации, — сказал я себе. — Хотя нет, я не прав. Вот эта комната, да и замок вообще — вполне доделанная и устойчивая галлюцинация. Только вот моя ли? Это несправедливо — мои галлюцинации недоделанные, а чьи-то — доделанные. Да ну! Все вздор! Какие галлюцинации! Бред какой-то! Обидно как-то чувствовать себя плодом галлюцинации. Хотя… Если разобраться…

Но разбираться не хотелось. Хотелось спать… Да, вот уснешь, и что-нибудь стрясется, и обязательно неприятное.

Однако ничего неприятного не произошло. Не произошло вообще ничего. Я проснулся ранним утром, подошел к окну, больше похожему на бойницу, посмотрел наружу. Светло. Тепло. Лето, словом. Пришла неожиданная мысль: а какое сегодня число?

— Дворецкий! — позвал я, потом увидел на стене шнурок звонка, позвонил. Дворецкий явился через полминуты.

— Сэр?

— Какое сегодня число?

— Пятнадцатое июля, сэр.

— Я так и думал. Спасибо. — Я действительно так и думал. Я приехал сюда двенадцатого, и прошло уже три дня. — А теперь отведите меня к хозяину. Или к хозяйке.

— Следуйте за мной, сэр.

Вот так легко? Какого же черта он не сделал этого раньше? Хм, а я его об этом просил? Мы прошли по лабиринту коридоров, лестниц, переходов, мимо многочисленных дверей (я подумал, что даже под страхом смерти не запомню дорогу) и оказались перед массивной резной дверью трехметровой высоты, в которую дворецкий осторожно постучал. Никто не отозвался. Тогда дворецкий сказал:

— Ладно, не будем ломать комедию. Входите! Да входите же! Вы хотели видеть хозяина, и вы его видите перед собой.

— Вы?!

— Да. А что, не похож?

— Не очень.

— Ну, это не существенно. Входите же!

Я повиновался. Мы вошли в запущенную, запыленную комнату, огромную, как зал для танцев. Всю обстановку составляли два глубоких кресла, в которые мы уселись друг против друга.

— Вас удивляет обстановка? — спросил хозяин.

— Немного.

— Сами виноваты.

— Ну конечно. Эта комната — плод вашего воображения.

— Вот как… Знаете, мне кажется, что мое воображение что-то не очень. Гости, например. Они какие-то странные… Теперь еще эта комната.

— Да нет, с воображением у вас все в порядке, — улыбнулся хозяин. — Даже более чем, я бы сказал. Этот замок — очень удачно получилось. Да и гости тоже.

— А вы? — осторожно поинтересовался я.

— Я? Нет, тут не вы постарались. — Он усмехнулся. — Впрочем, вы тоже приложили ко мне руку, на самом деле я немного не такой, может быть, даже совсем не такой. Вы сделали меня чопорным, английским каким-то, наверное, так выглядел Бэрримор из Баскервиль-холла.

— Послушайте… Но вот эта дурацкая черная месса… Ее тоже я придумал?

— Нет, тут накладочка вышла. Вы уж не сердитесь.

— Да я не сержусь. Хотя грудь до сих пор болит. А история с Яорой?

— Какой Яорой? Ах, Яора… Ее зовут Мария, кстати. Это вам подарок. В качестве утешения.

— А этот… Который отражается в зеркале?

— А, он глупец. То, на что вам потребовалось несколько часов, он осилил только через сто лет. Не обращайте на него внимания. Только впредь будьте поосторожнее и не заходите в Зазеркалье. Впрочем, трудно сказать, с какой стороны зеркала находится Зазеркалье. Кстати, стоимость зеркала придется вычесть из вашего жалованья, вы уж не обессудьте.

— Так мне все-таки заплатят?

— А вы сомневались? Заплатят.

— А дорогое ли зеркало?

— Ну, если его продавать на аукционе, да еще с тем, кто в нем отражается, думаю, тысяч на пятнадцать долларов оно потянет.

— Вот это да!

— А вы думали, — улыбнулся хозяин. — Но с вас мы возьмем по остаточной стоимости, с учетом амортизации, — он засмеялся. — Тысячу долларов.

— Спасибо. Знаете, у меня отлегло от сердца.

— Не сомневаюсь, — он снова засмеялся.

— А когда я смогу получить расчет?

— Хм, — сказал он, — я ошибся. Я полагал, что следующим вашим вопросом будет «А в чем же заключается моя работа?» Вы более меркантильны, чем я думал.

— Вас это огорчает?

— Мне все равно.

— Тогда ответьте, когда я смогу получить расчет, а потом — в чем заключается моя работа.

— Отвечаю: расчет вы можете получить хоть сейчас, а в чем заключается ваша работа — я не скажу. Ну, не делайте такие большие глаза. Это вам знать не нужно. Здесь как раз такой случай, когда много будешь знать — скоро состаришься. Шучу. Но знание помешает работе, которая не закончится даже с вашим отъездом. Так что даже и не просите. Я не скажу вам это и после того, как вы получите деньги. Но догадываться вы можете, это ваше право. В принципе вы свои двадцать пять тысяч уже отработали, так что я могу отсчитать их вам тут же, не сходя с места.

— Будьте добры.

— Пожалуйста, — Он достал из внутреннего кармана ливреи толстую пачку банкнот, протянул мне. — Двадцать пять тысяч, получите и распишитесь. Насчет платы за разбитое зеркало я пошутил.