«Ветки, озаренные снизу золотистым светом костра, напоминали сказочные декорации какого-то волшебного, таинственного балета. Подсвеченные снизу космы лишайников и перистые листья казались золотисто-красными и искусственными. Склон тут был очень крут, и мы лишь с трудом нашли и расширили достаточно ровный уступ, чтобы поставить палатку, но стоянка «У горелого дерева» все равно получилась многоярусной...Постепенно бамбуки становились меньше и пятнадцатиметровые стебли сменились пятиметровыми, а потом мы внезапно очутились в зоне древовидных вересков. Вообразите заколдованный лес, состоящий из обычного вереска, но увеличенного в пятьдесят раз; кустики высотой 30 см. здесь превратились в пятнадцатиметровые деревья, искривленные и принявшие жуткие формы. Из каждого ствола выглядывало лицо, иногда добродушное, но чаще свирепое и обросшее бородой из лишайника и мхов.Между вересковыми деревьями открывался вид на гору — на лабиринт кряжей и ущелий. Однако вопреки нашим надеждам мы нигде не увидели озер и снежных полей. Это был дикий и унылый ландшафт – поистине место, где человек никогда не жил и вряд ли будет когда-нибудь жить. Оно было не только пустынным, но таинственным и неземным...Даже с самых высоких веток свисали длинные зеленовато-желтые пряди лишайника Usnea, «стариковской бороды», как называли его многие путешественники; Сомервил утверждал, что этот лишайник напоминает ему кудри ангелов Боттичелли. И когда они освещены солнцем, трудно подобрать более удачное сравнение. Однако в тумане эти пряди не вызывали таких приятных ассоциаций, а казалисьскорбными призраками не столько животного, сколько растительного мира, неприкаянными душами из времен былого растительного великолепия, которые потрясали ветвями и протягивали их вперед, чтобы отпугнуть дерзкого человека, осмелившегося проникнуть в этот край. Да, трудно вообразить более таинственное место, когда из колышащегося тумана смутно выступают эти неясные формы. Жесткие султаны лобелий преграждали нам путь, точно часовые с пиками. В современном мире такие растения кажутся неуместными, они скорее принадлежат к окружению доисторического человека или даже гигантских ящеров и птеродактилей.Когда светило солнце – а оно нас не забывало, - облик горы менялся и сразу становился дружественным. Тогда все нам улыбалось; белые и розовые цветы бессмертников сливались в единую яркую массу...Мое внимание привлек золотистый Sedum поистине колоссальных размеров, привольно раскинувшийся на большом камне. Вересковый лес становился все более и более похожим на заколдованные леса старинных сказок... Затем меня привел в восторг древовидный зверобой (Hypericum bequaertii). Цветки были величиной с тюльпан и изящно свисали с кончиков веток, точно оранжевые фонарики. Буйный рост гигантских крестовников и лобелий поражает и восхищает. Розетка Lobelia bequaertii часто достигала в поперечнике более метра, и в самом центре нескольких плотных, радиально расходящихся пучков лиловатых листьев сверкала капля воды, точно драгоценный камень в сердце мира. Во время цветения эта лобелия выбрасывает жесткое зеленое соцветие, похожее на обелиск и пугающе странное, но прекрасно гармонирующее с окружающим пейзажем. Другим господствующим видом была L. wollastonii. Ее соцветие — великолепного молочно-голубого цвета. Когда солнце играло в росинках на его голубых цветках и серых прицветниках, казалось, что все соцветие окутано серебристым сиянием... Следующий привал мы сделали на высоте 3600 м у маленького ручейка... Шестами для палатки служили две лобелии, а растяжки были привязаны к гигантским крестовникам. Таких густых мхов мы не встречали на горе больше нигде. Мы словно лежали на пуховой перине, играющей яркими красками – и не только множеством зеленых оттенков, но и оранжевыми, и красными.
Серый монах (Espeletia grandiflora) в Колумбийских Андах.
Espeletia grandiflora кажется гигантом по сравнению с людьми.
Espeletia pycnophylla в горах Эквадора
Сомервил назвал это место «Райской долиной». Это был естественный сад, огороженный серыми утесами, которые поросли цветущими бессмертниками, вереском и древовидными крестовниками... Повсюду были цветы — кусты белого и розового бессмертника, молочно-голубые обелиски лобелий, лиловые соцветия L. bequaertii и золото древовидных крестовников. И все же тут была упорядоченность, не похожая на буйство спутанных зарослей ниже на горе. Это был уголок, который словно привиделся во сне».