Читаем Причудливые виражи полностью

Причудливые виражи

Пока Генка мылся, Маша остыла, высохла, заодно успокоилась. Стол решили перенести в комнату. Там диван, телевизор.

Мужчина высыпал пельмени в кипяток, принялся мешать, чтобы не пригорели.

Маша, наверно, очень проголодалась — подошла, через плечо посмотрела, как он варит, встав на цыпочки.

Положение было неустойчивым. Загляделась и привалилась к Генкиной спине упругой грудью. Тот принюхался, уловил приятные нотки узнаваемого аромата, напомнившие о любимой жене.

В паху что-то предательски шевельнулось.

Генка повернулся, посмотрел женщине в глаза, вздохнул протяжно. Кажется, слишком долго и внимательно глядел.

Маша смутилась, но глаз в сторону не отвела.

Серые, глубокие очи, совсем как у Ларисы в ту пору, когда соловьи в душе пели.

Возбуждающий запах, упругое давление груди минуту назад, сигнальное биение сердца, прилив крови внизу живота — разве не повод?

Сомневался Гена лишь несколько мгновений, улавливая робкий призывный сигнал. Руки сами обняли Машу за плечи, притянули к груди.

Мягкие, не просохшие ещё кудряшки приятно щекотали щёку. Генка зарылся носом в причёску, вдохнул всей грудью насыщенный дух взаимного желания, ощутил мощный чувственный позыв, ломающий все запреты.

Маша затрепетала под его руками, покорно превращаясь в горячий воск, напрягла мышцы живота, упругие ягодицы, открыв для поцелуя нежную кожу шеи и бархатное ушко. Острые ощущения моментально ускорили оборот гормонов и крови. Остановить притяжение уже было невозможно.

Не помня себя, в горячечном бреду, Маша сорвала с Генкиных бёдер простыню, расстегнула халат, прижалась трепещущим телом, словно хотела прорасти в него, задрожала, вручила для поцелуя атласные губы.

Мужчину уже не нужно было уговаривать.

Проблеском сознания он вспомнил про пельмени, выключил газ, не в силах оторваться от самой желанной теперь, и единственной на этот момент цели.

Такого прилива сил Генка давно не помнил.

Через мгновение Маша оказалась у него на руках. Очнулись, осознав произошедшее событие, очень не скоро, прерывисто дыша, обливаясь потоками пряного пота.

Лица их были спокойны, одухотворены и радостны.

Чувства стыда, неловкости, досады — ничего такого не было в помине. Оба поняли, что сделали с огромным удовольствием именно то, чего хотели — перешли Рубикон.

Напор желания, потребность продолжить удовлетворение похоти лишь усилилось.

Маша с наслаждением слизывала с мужчины пот, направляя движение губ вниз, туда, где греховное возбуждение опять поднимало голову. Ни она, ни он никогда в жизни не решились бы на то, чтобы даже намекнуть супругам о таком развратном желании.

Происходило с парочкой что-то невероятное. Раз за разом, даже не пытаясь чего-то согласовать, они воплощали самые смелые желания и фантазии, о которых даже не подозревали.

В голову приходило такое, о чём нельзя говорить вслух. Это можно было назвать оргией, если бы не взаимная учтивость, предельная осторожность, и бережность.

Ничего неприятного и больного, только взаимное наслаждение на грани личного морального и физического запрета, которое не выглядело преступным.

В перерывах они ели, пили вино, полоскались под душем и в ванне, целовались, смеялись, внимательно, на предельно близком расстоянии рассматривали сокровенные физиологические детали, которые теперь не представляли никакой тайны, но всё ещё манили и притягивали.

Настоящее сумасшествие это было, временное помешательство, или провал нравственности — неважно. Им было предельно хорошо, комфортно и весело.

Винить себя, судить, упрекать в совершаемых действиях не было ни малейшего желания. Была неудержимая чувственная потребность удовлетворить низменную страсть, чтобы посредством разврата погасить бурю негодования, возбуждённую коварными изменами.

Изменяют ли они сами — не имело значения. Пусть это останется их личной тайной.

Гена всё-таки посеял в голове Машеньки семена сомнения. Так ли нужно разрывать устоявшийся брак из-за единичной подлости, если она действительно случайна?

Это ещё предстояло выяснить.

Любовники заснули, обнявшись в полном изнеможении, а когда проснулись, решение сложилось само собой.

Они никуда не торопились. Пусть супруги-предатели поволнуются, как следует, пусть осознают всю степень своей низости, просчитают варианты возможных событий и их последствий.

Как хорошо, думали оба, что взаимная боль допустила подобное сближение.

Пусть теперь каждый делает собственные выводы.

Больше они не целовались, не обнимались — это стало избыточным, лишним. Договорились, если не получится восстановить добрые семейные отношения — попытаться создать новую семью.

Кое-чему они уже научились.