— Что я?
— Ты меня любишь, Илона?
— А ты меня, Петя, любишь?
— Ну, если замуж зову… могла бы сама догадаться… люблю.
— Честно, откровенно, чувственно. Ты мне, Петенька, сразу приглянулся, особенно эти замечательные уши понравились.
Петька засмущался, раскрасил выдающиеся локаторы малиновым цветом, потупил взор, словно красна-девица на выданье.
— Полюбил я тебя, Илонка, сам не знаю за что. Всю жизнь мне перевернула, зараза такая.
— Оригинальное, изысканное, нежное признание. Я тоже не знаю, за что ты меня полюбил. Наверно потому, что я красивая?
— Ну да! Красивая.
— Нежная, добрая, скромная, милая, так?
— Вот именно. Короче договорились. Целоваться уже можно?
— А давай поцелуемся. Давно пора. Нерешительный ты Петенька, слишком скромный. С таким характером можно до старости бобылём остаться. Я согласна.
— Правда! Илонка, радость моя, я всю жизнь тебя искал. Сам себе не верю.
— Я о семье и свадьбе всю жизнь мечтала. Не обманешь?
— Провалиться мне на этом месте, если… Илонка. Моя Илонка!
— Ну, уж нет, Петенька, пока ещё не твоя.
— Не понял. Ты же сказала, что согласна стать моей женой.
— Моя фамилия Кирпикова, твоя — Полуянов. Торопишься, милый Петенька. Нам с тобой ещё познакомиться нужно.
Иллюзия счастья
В сквере было безлюдно, ветрено. Вера продрогла, но идти домой не хотела.
Сидела, нахохлившись, с закрытыми глазами, пыталась ни о чём таком не думать, что получалось скверно.
В голове не укладывалось, как беспредельное счастье могло обернуться изнаночной стороной. Ведь так замечательно всё складывалось.
Жизнь изначально её не баловала: трагическая гибель отца, когда была ещё малюткой, полунищая жизнь с мамой, потом неожиданная её болезнь, долгие скитания с ней по больницам, смерть.
Тогда ей было почти восемнадцать. Именно по этой причине Вера не попала в детский дом. Оформить квартиру на себя помогли родственники папы, на этом общение с ними закончилось. Видимо не желали видеть её, как напоминание о погибшем сыне.
Работала, училась в техникуме на вечернем отделении. Там и влюбилась впервые в жизни в мальчишку из глубинки.
Откуда ей было знать, что тот на квартиру нацелился. Оказалось, что в деревне у него девушка и ребёнок. Но это она позже узнала.
Около года Лёшка изображал страстную любовь, ухаживал, заботился. Потом разводиться надумал.
Оказалось, что муж — человек циничный и жестокий.
Скандалы перешли в настоящие драки. Потом он привёз, поселил в её квартире свою женщину, и ребёнка.
Жильё пришлось разменять с доплатой. Лёшке досталась однокомнатная квартира, Вере — комната в коммуналке.
Шесть долгих лет ушло на то, чтобы переселиться в отдельную квартиру. Понятно, что все эти годы приходилось экономить на всём. Ни о каких отношениях не было речи. Вера даже подруг держала на расстоянии. Слишком тяжело дался первый опыт доверия.
Пожив немного отдельно, она оттаяла. А природа требовала любви.
Евгений Петрович был холост, жил в однокомнатной квартире. Он нравился, и не нравился. Недостатков и скверных привычек у него было много. Одиночество терпеть тоже было невыносимо.
Вера долго невестилась, никак не могла решиться связать жизнь с человеком, которого не любила. Иногда оставалась ночевать у Евгения. Лучше бы она этого не делала.
У себя дома Евгений Петрович чувствовал себя хозяином. У него были чёткие установки и правила, отступление от которых каралось молчанием, а также отлучением от тела.
Он мог запросто вытащить Веру за шкирку из постели в самом начале любовной игры, заставить одеться, и выставить за дверь, ничего не объясняя.
Мужчина часто пропадал на несколько дней, потом объявлялся. Вера считала, что на безрыбье и рак рыба, пока не почувствовала серьёзный дискомфорт в области промежности. Пришлось идти к врачу, поскольку зуд и выделения не давали покоя.
Тот диагноз, который ей озвучили, поверг в шок. Пришлось унизительно подробно рассказывать, как и где могла подхватить неприличную болезнь. Дальше было ещё хуже. У Евгения Петровича оказалось одновременно больше десятка невест.
Как же ей было обидно и стыдно, словами не передать. Однако всё проходит. Со временем забылось и это. Вот только…
Но это не точно. Доктор сказал, что детей у Веры, скорее всего, не будет. Инфекция что-то жизненно важное разрушила.
После тридцатилетнего юбилея одиночество превратилось в наказание, в кару. Вера жаждала любви, но взаимности обрести не получалось.
Внешность и фигура тем временем приобретали кое-какие дефекты, возможно не очень значительные и заметные, но крайне неприятные.
Женщина начала тихо паниковать, взялась читать любовные романы запоем, смотреть сериалы, что ещё больше сделало её несчастной.
Мужчины Веру замечали, некоторые даже добивались взаимности, но у каждого из них было смутное прошлое, и таинственное настоящее.