Приданое для Анжелики

— Если они не свяжутся с вдовой Лавуазье в пределах недели, отправить ее на гильотину. Достаньте мне их. Немедленно. Хоть из-под земли.

Анжелика так и не нашла времени объяснить, что не беременна. Им было не до того. Экипаж тронулся, потом они пересели в следующий. Адриан бегом пронес ее сквозь ворота дома, снятого им на окраине Парижа, и кинулся раздевать. Только тут все и всплыло.

— Что это? — Адриан потешно поднял брови, обнаружив стянутый нитками комок тряпья, некогда бывший платьем.

— Потом! — Анжелика отшвырнула накладной живот. — Иди ко мне!

Но это «потом» так и не наступило. Сперва они вместе погрузились в воду, прогретую июньским солнцем в огромной бочке, стоявшей во дворе. Потом мужчина и женщина вынесли из дома постель и бросили ее под яблонями в саду, обнесенном красной кирпичной стеной. Только ночью комары загнали их в комнату. У них находились дела поважнее, чем комок тряпья, валявшийся в углу.

Совершенно пьяные друг от дружки, они вытоптали всю траву в саду, помяли клумбы, перебили половину посуды, нетвердо держащейся на столе, и даже сломали стул.

Лишь когда все запасы хлеба, ветчины и вина кончились и Адриан собрался выйти из дома, она как очнулась.

— Мы ведь никогда больше не расстанемся?

Он помрачнел.

— Только один раз, Анжелика. Я обещал. Это будет не скоро, и я уеду ненадолго, но иначе не могу.

Ее сердце словно пронзила заноза, длинная и остистая. Время полетело еще быстрее. Может, потому, что каждый их день мог оказаться последним.

Терезия напряженно ждала, но ее вчерашний пламенный любовник не сделал для освобождения любимой женщины ровным счетом ничего. Он навестил ее один раз, пока она сидела в ла Форс. Но Терезию тут же перевели сюда, а здесь можно было объясниться лишь записками. Их становилось все меньше, а новости, поступавшие снаружи, были все жутче.

— Они его делают Богом! — с вытаращенными глазами рассказывала о Робеспьере женщина, посаженная к ним в камеру. — Уже появилась Богоматерь! И она не одна! Уже десятки женщин объявили себя матерями непорочно зачатого Робеспьера! Это просто сумасшествие!

Но Терезия видела, что никакого сумасшествия нет, все просчитано. В первой речи на празднике Верховного существа вождь пообещал уже завтра развязать кровавую борьбу с тиранией и деспотизмом. Уже через день эти слова обернулись новым законом о подозрительных. Охранник принес им свежую газету, и женщины замерли.

Последняя, шестнадцатая статья гласила: «Защитниками невинно оклеветанных патриотов закон считает присяжных патриотов; заговорщикам же защитников не полагается».

Они долго все вчетвером пытались понять, во что якобинцы превратили законность, но так и не смогли. Как ни крути, а в лицо им смотрело абсолютное зло. 23 июня, в день рождения Жозефины, комиссар, пришедший специально для этого, сообщил, что ее муж Александр Богарне только что гильотинирован.

Зло не просто царило. Оно куражилось.

Франсиско Кабаррюс уже не строил иллюзий, а потому двинулся напролом. Он разослал письма всем, о ком хоть что-то знал, и 2 июля 1793 года в Ингольштадте, в зале, арендованном неподалеку от университета, собрались те, кто не струсил.

Сеньор Франсиско поднялся и заявил:

— Господа, внешнеторговый баланс Франции вам в общем известен, однако я взял на себя смелость огласить его полную версию. Если кто-то еще не видел новых цифр, а потому в чем-то сомневается, прошу обращаться к мсье Адриану Матье. Он лично погасил эти долги. Не так ли, мсье Матье?

Адриан встал, решительно кивнул и сказал:

— Да, я свидетельствую: все векселя погашены.

Коммерсанты зашелестели бумагами.

Кабаррюс видел, что вопросов пока не будет, и продолжил:

— Девятнадцатого июня, как вам известно, республика вбросила в оборот еще миллиард и двести пятьдесят миллионов бумажных ливров. Но доходы нынешнего года распределены еще в прошлом, а потому сюрпризов не будет. Франция — абсолютный банкрот.

Кабаррюс оглядел коммерсантов, сосредоточенно всматривающихся в цифры, и сел, однако реплики пошли почти сразу:

— У меня дочь в тюрьме ла Форс.

— А у меня обе племянницы в Карме.

— А семья моего кузена в монастыре кармелиток.

— В Сен-Лазар…

Сеньор Франсиско поднялся.

— Моя дочь Терезия в том же положении. Ее не спасла даже всем вам известная постыдная связь с комиссаром Тальеном. Делайте выводы. Можно ли с ними договориться?

Буржуа помрачнели. Брать на себя ответственность за судьбы арестованных заложников — это было решение не из легких.

— Я никого не тороплю и не пытаюсь принудить. — Кабаррюс покачал головой. — Напротив, давайте детально рассмотрим все — я подчеркиваю, все! — пути к примирению с режимом Робеспьера. Должна же быть граница у его аппетитов.

Повисла тишина. До этих пор никто никаких границ у якобинских притязаний не видел. Напротив, многое говорило о том, что их попросту нет. Тем персонам, которые стояли за Робеспьером, мир нужен был целиком, весь, без изъятий.

Аббат получил известие о совещании коммерсантов в Ингольштадте лишь на четвертый день. Совет не сразу сумел опомниться от такой наглости торгашей и около суток тянул с извещением.