Приданое для Анжелики

Что ж, это было похоже на правду. В свое время Пьер Самюэль был многообещающим молодым мужчиной. Он секретарствовал у самого барона Тюрго, знаменитого экономиста, министра короля Людовика, был назначен генеральным инспектором по торговле, принимал участие в массе переговоров и даже дружил с Томасом Джефферсоном. Но грянули новые времена, и вдруг оказалось, что он никто.

— А у тебя ничего нет? — заискивающе поинтересовался бывший любовник.

Мария-Анна покачала головой. Формально она была одной из самых состоятельных женщин Франции, но фактически всем заправлял отец. Ей доверяли только подписывать купчие, и Пьер Самюэль это знал.

— Тогда, может, попросишь у отца? Неужели не даст? Для внука…

Мария-Анна решительно поднялась. Это был пустой разговор. Отец все чаще напоминал ей картежника — из тех, которые уже не могут избавиться от этой пагубной страсти. Оставался лишь один человек, который мог хоть как-то помочь ее сыну отплыть из этой страны не в качестве матроса, — Антуан Лоран Лавуазье, муж Марии-Анны.

Перевод из монастыря, которого Анжелика сама же и добивалась, застал ее врасплох. Карета мерно подпрыгивала на кочках неважной дороги, а она думала и думала, пытаясь понять, кто она теперь и как ей себя вести в этой новой жизни.

После официальной конфискации имущества Анжелика стала нищей бесприданницей — хоть в монастыре, хоть в миру. Да, она собиралась подать жалобу, но толку? В свои семнадцать лет Анжелика была достаточно взрослой, чтобы понимать: рука руку моет, а власть никогда не признается в ошибках.

Впрочем, она не смогла бы вернуться на Мартинику, даже будь у нее деньги. Тех, кто производит ром и сахар, деньгами не удивить. Там имеют цену только работники и земля. Едва отец продал плантацию, она стала для местных мужчин просто воспоминанием, на котором никто не женится.

Ничего не стоил и титул шевалье, купленный отцом. В нынешней обстановке он был скорее помехой, чем подмогой, а за пределами Франции просто ничего не значил.

Сейчас Анжелику ждал монастырь в Нижних Пиренеях, единственное место, где кто-то был обязан проявить о ней заботу до совершеннолетия. Но что собой представляет эта забота, она уже знала: подъем в четыре утра и работа, пока не свалишься. Неизвестно, за что, зачем и на кого.

Ее единственной зацепкой был Адриан Матье. Судя по неосторожной реплике в письме его отца, этот юноша умел делать только три вещи: курить клубные сигары, пить хорошее вино и катать на лодках по Сене дорогих шлюх. Но едва она принималась думать об этой, извините, зацепке, как настроение ее портилось. Кошка, пробежавшая между ними, когда ему было пятнадцать, а ей без малого двенадцать, до сих пор жила в сердце Анжелика.

Сопровождающая, нанятая отцом Жаном, крупная тетка, знающая от силы два десятка французских слов, крикнула что-то кучеру, судя по всему, ее сыну. Карета съехала с дороги и двинулась лесом.

— Куда мы? — встревожилась Анжелика.

— Надо, — отрезала тетка.

Анжелика попыталась опять погрузиться в мысли, но без толку. Слишком уж вороватый вид был у тетки. Вскоре они въехали в деревню. Ее высадили, а карету начали набивать мешками с кружевами. Только сейчас Анжелика успокоилась и рассмеялась. Это была обычная контрабанда, попутный промысел любого извоза.

— Главная дорога ехать не надо, — пояснила тетка. — Кругом ехать надо. Объезд.

Что ж, Анжелика никуда и не торопилась. Пусть будет объезд.

Охотник приехал к посту на границе с Астурией быстрее, чем могла прибыть карета с Анжеликой. Он довольно быстро вычислил еще одного мужчину, которого интересовали те же кареты, что и его самого: с девушками внутри. Охотник стремительно пошел на сближение и через четверть часа принялся вызнавать все, что ему было надо. Адриан Матье, проторчавший в корчме у стоянки несколько часов, был счастлив поговорить хоть с кем-нибудь, да еще на хорошем французском.

— Не понимаю я вас, молодых, — подливая себе вина, вслух дивился Охотник. — Во Франции все говорят о скором разрешении разводов, а вы вешаете себе на шею отцовский каприз. Или вы ее любите?

— Упаси бог! — отмахнулся Адриан.

— Тогда что вы здесь потеряли?

Парень, прекрасно знающий, что говорит со случайным знакомцем в первый и последний раз, был откровенен.

— Инквизиция сожгла ее отца, отправила девчонку в монастырь, конфисковала имущество. Ну и кто поможет бедняжке?

Охотник сокрушенно цокнул языком.

— В опасные игры играете, Адриан. Жалость — худшая ловушка. Надеюсь, вы не собираетесь из жалости еще и жениться?

Парень заиграл желваками и заявил:

— Я намерен доставить ее в Париж.

Охотник хмыкнул, глянул на часы, вытер салфеткой губы и попрощался. Продолжать знакомство не имело смысла. Он узнал все, что хотел, а время уже вышло.

— Успехов, Адриан.

Охотник уже понимал, что карета с Анжеликой Беро здесь не появится. Извозчики, ездящие на такие расстояния, часто попутно занимались контрабандой и, само собой, подобные посты объезжали стороной. Падре Хуан, никогда прежде не заказывавший ликвидацию людей, как и всякий новичок, не учел деталей, не видимых снаружи.