Приданое для Царевны-лягушки

– Да, это какая-то кожа. Отлично выделанная.

– Это шкурка! – зациклился на своем Вениамин. – Значит, она с Федькой сейчас в ванной.

– Конечно, она там с Федькой, мы же видели это своими глазами! – начал было уверять Платон и осекся, вспомнив, кого он видел. – Давай пойдем ко мне в спальню и все обдумаем. Так не может быть. Это посторонняя девушка, она как-то пробралась в квартиру и теперь... В ванной комнате с Федором...

– Сначала я все обыщу! – заявил Веня. – Если она – посторонняя, то где-то должна быть Квака!

– А Квака могла выйти прогуляться! – уговаривал его, сам себе не веря, Платон.

Но Вениамин и не слушал совсем. Как одержимый он облазил антресоли в туалете и в коридоре, обшарил все шкафы в кухне, платяной шкаф в спальне Платона, огромный письменный стол с тумбами в библиотеке и маленький в спальне. Вернулся в гостиную. Пока Платон, обмирая от страха, стоял в коридоре на случай внезапного выхода из ванной Федора с девочкой, Веня перековырял раздвижной диван, кресло-кровать, еще раз залез в шкаф и в пианино.

– Кабинет! – решительно потребовал он, напирая на Платона горячим телом и еще больше пугая того безумными глазами.

Платон сидел на широкой лежанке, пока Веня метался по почти пустой комнате, то и дело шарахаясь от собственного отражения в зеркалах.

– Сядь, – попросил Платон, показывая рукой рядом с собой. – Сядь, я кое-что расскажу тебе. Поверь, это галлюцинация.

– Я уже говорил, что такого не может быть! – воскликнул Веня.

– Сядь. Вот так. Послушай. Я точно знаю, что девочка, которую мы видели в дверях ванной, – галлюцинация. Я не знаю, как Квака это делает, но у нее отлично получается.

– Значит, Федька сейчас в ванной трахается с галлюцинацией, да? Это галлюцинация так громко подвывает?

– Я хочу кое-что тебе рассказать. Но сначала ты должен успокоиться. Успокоился?

– Тони, ты сам успокойся.

– Хорошо. Ты уже видел эту девочку, так ведь?

– Я ее не только видел, но и трогал!

– Значит, – взял Платон племянника за руку и сжал ее, успокаивая дрожь, – ты должен был ее хорошо рассмотреть. Она сейчас стояла голая, я разглядел...

– И что? – не понимает Веня.

– Низ живота. У нее совершенно голый лобок. При достаточно маленькой груди. О чем это говорит? О том, что она – несовершеннолетняя.

– Как это? – напряг лоб Веня.

– Она незрелая в половом отношении. Она еще маленькая.

– Тони, у тебя вчера вечером телки были?

– Телки?

– Да, телки! Ты сам говорил – на заказ!

– Не кричи. Были у меня... телки. И что?

– А то, – отнял Вениамин руку и сменил выражение лица на снисходительное: – Наверняка они были дорогими телками, так?

– Допустим... – все еще не понимал Платон.

– Тогда ты должен знать, что они не только это место выбреют по делу, а и любое другое!

– Это не выбрито, мне ли не знать, как выглядит выбритое место у женщины! – горячо заверил Платон племянника. – Ты не даешь мне договорить. Не перебивай. Я точно видел, что это не бритое и не эпилированное. Дело в том... Дело в том, что эта девочка очень напомнила мне другую, которую... которая...

– Которую ты когда-то трахал, – пришел на помощь племянник. – Ну и что?

– Она сказала, что ей восемнадцать. А когда я... усомнился, я подозревал, что она еще совсем девочка, понимаешь? Хотя она уверяла меня, что это – наследственное. Чтобы обмануть меня... Я был категорически против наших близких отношений, и она, чтобы уговорить меня, уверила, что у всех ее взрослых родственников по женской линии совершенно голый лобок и все это место.

– Ну и что?

– Она врала. Недавно я узнал, что ей было пятнадцать. Я совершил половой акт с несовершеннолетней.

– Ну и каким боком это относится к Кваке в ванной?

– А таким, что это не Квака. Я видел паспорт Кваки. Ей уже восемнадцать. К восемнадцати годам даже очень отстающая в половом развитии девочка в достаточной степени обрастет волосами под мышками и на лобке. И потом... Ты же не можешь всерьез думать, что шкурка, которую мы нашли...

– Это можно легко выяснить, – заявил Веня.

– Как?

– Поймать Кваку утром и осмотреть ее голую! Если у нее окажется такая же лысая...

– Прекрати. Это смешно.

– Ничего не смешно. У красавицы Кваки, которая сейчас в ванной, есть две родинки под мышкой. Близко к груди. Отлично видны, когда она поднимает руку. Маленькие, одинаковые и рядом.

– Теперь мне хорошо понятны мотивы вашей драки с Федором! – заметил Платон.

– Да не было драки. Федька мне врезал в висок, я сразу свалился. Ничего потом не видел и не помню.

Они замолчали. И Платону вдруг почудилось чье-то дыхание, совсем близко. Он вздрогнул. Веня тяжело вздохнул и спросил:

– Тебе грозила статья из-за этой малолетки?

– Да. Но дальше попыток шантажа дело не пошло. Веня, мы говорим не о том. Помнишь, ты сказал об идеале женской красоты? Ты еще говорил, что все, облизавшие фотографии, видели на пианино именно идеал, мечту, но ведь у всех эта мечта – своя, не похожая на идеалы других.

– Ну, говорил.

– Значит, – вздохнул Платон, – мы с тобой тоже видели в проеме двери мечту. Ты – свою, а я – свою. Эта девочка очень похожа на ту, которую я любил. Так ведь не может быть. Только если она – видение.