Приданое для Царевны-лягушки

– Ты собрался уехать, а оставлять здесь Веню одного нельзя, так?

– Ну, так, – вынужден был признать Платон.

– А мне нужно срочно найти некоторую информацию, и искать ее я собираюсь в Интернете. Это ясно?

– Это – ясно. Но я не разрешаю тебе лезть в мой компьютер.

– Но другого ведь сейчас нет. А дело касается жизни и смерти. Платон Матвеевич, я устала от твоей тупости. Скажи пароль и можешь уходить по своим делам. Обещаю, что не буду смотреть твою электронную почту и не сунусь ни в один секретный файл. Меня не интересуют фотографии девочек-подростков. Ну вот, – добавила она, увидев изменившееся выражение лица Платона, – видишь, до чего ты меня довел своей тупостью.

– Вон отсюда! – приказал затрясшийся Платон.

– Сделаем так. Я не уйду, ты ударишь меня по лицу и минут через десять поймешь, какой ужас ты натворил – ударил по лицу недавно овдовевшую жену Феденьки Омолова. Ты побежишь выяснять, куда я делась, обнаружишь меня в ванной, пьющей какую-то гадость. Ты вызовешь «Скорую», потому что я потеряю сознание. Приедут врачи, откачают меня, ты встанешь на колени у кровати, – Илиса показала на кровать Платона, – возьмешь меня за руку и будешь ждать, когда я открою глаза. Я открою глаза...

– А что это ты собираешься пить в ванной? – перебил Платон.

– Это – теоретически. Найду что. Я открою глаза, и ты обрадуешься, что я жива и улыбаюсь тебе. Давай сэкономим время и силы и сразу перейдем к радости.

Платон ничего не смог с собой поделать – улыбнулся.

– Ты должен мне верить, – серьезно сказала Илиса. – Если я говорю, что дело касается жизни и смерти, так оно и есть. На каких трусах мы остановились? Ладно, ладно, выхожу.

Через десять минут одетый Платон протянул в кухне Илисе бумажку с паролем. Молча. Она кивнула и тоже протянула ему листок, показав при этом три пальца. Платон, удивившись, тут же развернул его и прочел написанный там адрес. Он покосился в коридор, где, изнывая от непосильного труда, стеная и кряхтя, Лужана Нагая загружала на место восемнадцать пар обуви. Платон решил на всякий случай рта не раскрывать и посмотрел на Кваку вопросительно – что это? Та опять показала ему три пальца. Платон пожал плечами, бумажку положил в карман пиджака и достал ее только через сорок минут.

– Как выйдешь, милый человек, из проходной, иди до ворот, поверни налево и мимо шестого корпуса до упора. Там стена и стрелка на стене – «морг» написано. Иди по стрелке, второе двухэтажное здание и есть морг. Это с другой стороны получается, где трамвайные пути, – дотошно объяснила санитарка с подозрительным ведром, закрытым марлей.

Она попалась Платону сразу, как только он вышел из машины и стал осматривать территорию восьмой больницы.

– А если на машине? Какая это улица?

Она ответила, и Платон, удивившись образовавшейся внутри себя пустоте, дошел до джипа, сел, достал бумажку Илисы и прочитал эту улицу, и номер дома.

– Пункт третий, – сказал он сам себе. – Поиск места, где умер Богуслав.

Платон решил начать поиски с морга, в котором племянники нашли безымянное тело. Но откуда девчонка могла это знать?..

Недолго поплутав, Платон нашел патологоанатома в морге и, глядя в замученные чужой смертью глаза, уверенно попросил:

– Тело триста два, пожалуйста. Мужчина средних лет, крупный, полный, килограммов под сто двадцать.

Врач от такой просьбы тут же сел и закрыл голову ладонями.

– Нету тела, – выдавил он минуты через две. Платон это время провел с пользой – рассматривал график дежурств за месяц.

– Ну что же поделать, если его нету, – вздохнул доктор и немного расслабился: посетитель, похоже, не собирался кричать и скандалить.

– Может быть, посмотрите тела триста пять и триста шесть? – не выдержал врач, когда Платон закончил изучение графика дежурств медперсонала и уставился на него с доброжелательной легкой улыбкой. – Триста шесть, правда, в очень запущенном состоянии – не больше пятидесяти килограммов. А вот триста пятое тоже крупное, тучное. Может, вы триста пятое опознаете?

Платон Матвеевич категорически отказался опознавать другие трупы, поскольку только тело с номером триста два имело весьма отличительный признак, который должен был, несомненно, произвести неизгладимое впечатление даже на видавших многое работников морга.

– Как же, помню, – уныло согласился врач. – Помню я этот грандиозный признак. У нас все санитарки сбежались посмотреть, пока первое окоченение не прошло, даже восьмидесятилетняя Хвостова прибежала.