Приданое Эсмеральды

Кстати, какие у нее чудесные духи! А как искусно она подкрасила глаза! Когда уголков ее губ коснулась улыбка, он уже не мог ни о чем думать. Ему хотелось одного: прикоснуться к ним своими губами. Вернее, если быть точным, не прикоснуться, а жадно впиться в них поцелуем.

– Мы еще поговорим на эту тему, – сказала Эйбра и встала. Взяв поднос, она направилась к соседнему столику прижимать заказ.

– Не удивляйся, если скоро будешь лежать голый у нее на столе, весь утыканный иголками, – предупредил будущую жертву иглотерапии Майк.

Черт побери, я не удивлюсь, если это случится, подумал Эли. Совсем не удивлюсь.

Он просидел в пабе около часа, радуясь общению с приятной компанией. У него даже мелькнула мысль, что ему не придется уговаривать себя прийти сюда еще раз. Это прогресс, пришел к выводу Эли и, пожелав Майку и Морин спокойной ночи, направился к выходу.

– Не хотите пожелать спокойной ночи и вашей славной официантке? – услышал он за своей спиной голос Эйбры.

– Вы были заняты. Господи, возвращайтесь поскорее в зал, здесь холодно!

– Что вы, мне даже жарко – я за последние три часа так набегалась, выполняя заказы. Судя по всему, вам здесь понравилось.

– Да, приятное разнообразие. И друзья ваши мне понравились.

– Морин была вашей доброй знакомой еще до того, как с ней познакомилась я, но вы правы, они с Майком замечательные люди. До свидания, Эли, до воскресенья.

– До воскресенья?

– Ваш массаж. Не забыли? Надо продолжать ваше исцеление, – ответила она. – Даже если вы не будете тянуть и поцелуете меня на прощание.

– Вообще-то я уже оставил вам чаевые.

Эйбра звонко рассмеялась, ее смех возвращал его к жизни, словно глоток прозрачной родниковой воды. Чтобы доказать ей, на что способен, он шагнул ближе и положил руки ей на плечи. Ощущая приятное тепло ее тела, провел по ее предплечьям. Затем наклонился и поцеловал Эйбру в губы.

На этот раз он целует медленно и правильно, мечтательно подумала она. Этот поцелуй выгодно отличался от предыдущего, нервного и торопливого. Эйбра обняла его за талию и ответила на поцелуй.

Он мог дать больше, чем ему казалось, мог ранить сильнее, чем был готов в этом признаться. Она притягивала к себе обе стороны его натуры.

Когда он оторвался от ее губ, Эйбра вздохнула.

– Отлично, Эли. Морин была абсолютно права. Вы это умеете, причем неплохо.

– Боюсь, мои старые таланты немного заржавели.

– Мои тоже. Какое совпадение!

– Скажите, а ваши почему заржавели? – вопросом на вопрос ответил Эли.

– Для этой истории нужна бутылочка вина и теплая комната. Спокойно ночи, мне нужно идти.

– Хотелось бы услышать вашу историю.

Его слова доставили ей удовольствие не меньшее, чем букет роз.

– Я потом расскажу ее вам. Спокойной ночи, Эли.

С этими словами Эйбра скользнула внутрь, туда, где играла музыка, где звучали громкие голоса, оставив Эли одного, возбужденного и растревоженного. Я хочу ее, подумал он, хочу больше всего на свете, хочу даже больше тишины и покоя.

Он зашагал домой под дождем уже начавшейся субботы. Шагая, увлекся сюжетом воображаемой истории и лишь тогда осознал ее связь с реальностью, когда мысленно написал весь эпизод с ветреной ночью, когда дождь стучит в окно, а герой, шагая к пустому дому умершего брата, находит ключ, как реальный, так и метафорический, к стоящей перед ним дилемме.

Обрадованный тем, что слегка продвинулся в развитии сюжета, Эли заставил себя оставить в покое клавиатуру компьютера и отправился в бабушкину комнату со спортивным инвентарем. Ему тотчас вспомнились часы, проведенные в бостонском фитнес-центре с его хитроумными тренажерами. Вся эта чудо-техника была предназначена для создания красивого, крепкого тела под бодрую ритмичную музыку.

Прошли те деньки, напомнил он себе. Но это не значит, что я тоже остался в прошлом.

Веселенькая расцветка бабушкиных спортивных снарядов слегка смутила его. Однако десять фунтов есть десять фунтов. От этого никуда не деться.

Как же надоело чувствовать себя слабым, хилым и дряблым! Как надоело что-то делать, не прилагая усилий, или, что еще хуже, просто плыть по течению.

Если он мог писать – а он доказывал себе это каждый день, – то должен найти в себе силы и для того, чтобы качать мускулы, потеть от усилий, чтобы снова стать прежним. Было бы лучше, думал Эли, взяв пару ярко-красных гантелей, стать тем, кем я должен стать волей судьбы.

Он не был готов заниматься перед зеркалом и потому решил подкачать бицепсы, встав лицом к окну, разглядывая бьющиеся о берег волны, глядя на клочья белой пены, остающейся на камнях, на свет маяка.

Сначала Эли раздумывал о том, в каком направлении отправится его герой, за какой важный сюжетный угол свернет. Затем его мысли переключились на то, какие чувства испытает герой за этим углом. Ведь и он сам, если и никуда не свернул, то, во всяком случае, близок к этому.

Господи, как же хочется на это надеяться!