Приди, полюби незнакомца

— Даже если я вспомню все, это ничего не изменит. Не могу сказать в точности, почему я вышла за него... но, что бы там между нами ни было, этому конец.

Эдвард понурился и тяжело вздохнул.

— Бедный Малкольм. Он так любит вас.

— В этом я не уверена. А впрочем, какая разница? Я все решила.

— Возвращаетесь в Натчез с этим Уингейтом?

— Не уверена, что должна докладывать вам о своих планах. — Ленора перевела дыхание. — Прошу вас как можно скорее оставить этот дом. Вам здесь больше нечего делать.

Эдвард Гейтлинг удивленно взглянул на нее и тут же угрюмо нахмурился. Неохотно кивнув, он поставил бокал на стол и пошел к двери. По дороге он остановился, бросил на нее долгий взгляд и вышел. Она слышала, как он тяжело поднимается по лестнице. Вскоре тишину дома нарушил звук громко хлопнувшей двери.

Теперь стало совсем тихо, и, оставшись в одиночестве, Ленора подняла взгляд на портрет, думая о человеке, который на самом деле был ее отцом. Если видения, возникавшие в ее памяти, соответствовали действительности, этот человек был по-настоящему привязан к своим дочерям. Эштон тоже будет таким, мечтательно подумала она. Он будет хорошим отцом. Он такой ласковый. Почему ее сестра примирилась со своей участью и не стала бороться за жизнь, за счастье жить с таким человеком?

Ленора встряхнула головой, стараясь прогнать преследующую ее мысль, но ничего не получалось. Разве у нее есть право занять место сестры? Отнять его любовь к другой и присвоить ее? Но, уверяла она себя, неважно, кто она, Ленора или Лирин, Эштон все равно будет любить ее. Однако так ли это? Может, все дело в том, что, когда мечта его рухнула, он готов поверить чему угодно, тем более что они с сестрой так похожи? А она воспользовалась его любовью к сестре, чтобы избавиться от гнетущего одиночества и пустоты. Она едва подавила тяжелый стон. Навалилось огромное чувство вины. Эдвард Гейтлинг нашел ей имя. Содержанка! Любовница мужа сестры! Прелюбодейка!

Ленора почувствовала, как мороз пробежал у нее по коже, а в горле застрял тяжелый ком. Правда, теперь, когда выяснилось, что этот седовласый мужчина вовсе не отец ей, можно было надеяться на то, что и она не Ленора. И все же не зря, наверное, в ее отрывочных воспоминаниях возникал Малкольм, свадьба... Голубое платье... гости на свадьбе... сундук...

Ленора вдруг ощутила острую потребность выяснить, что же все-таки в нем находится. Она принялась за поиски стамески и молотка и, преуспев в этом, подхватила пейзажную зарисовку и снова поднялась на чердак. Теперь, в самый разгар дня, духота здесь стала невыносимой, и все же она работала с отчаянной решимостью, не обращая внимания ни на жару, ни на то, что платье липнет к ее потной коже. Наконец замок открылся, и Ленора поспешно откинула крышку. В глаза ей бросился пустой поднос, а память немедленно поставила на него различные предметы. Вспомнила она и платья, сложенные в одно из отделений сундука. Ленора поспешно отодвинула поднос. Тут поток видений резко оборвался. На дне сундука лежали большие камни. Она вглядывалась в них, неожиданно утратив всякую уверенность и совершенно растерявшись. Нагнулась, чтобы приподнять камни, и тут в ноздри ей ударил какой-то неприятный, сладковатый запах. Будто что-то протухло. Она осторожно повернула голову, и глаза ее медленно расширились: на внутренней обивке сундука были темно-бурые пятна.

Ленора в страхе отпрянула и больно ударилась о низкую балку. Чувствуя, как неотвратимо подступает тошнота, она прижала ко рту дрожащую руку. Отвернувшись, чтобы снова ненароком не увидеть то, что только что бросилось ей в глаза, Ленора прислонилась к деревянной перегородке. На коже у нее вдруг выступили мурашки, и она вся задрожала, как на морозе. В голове у нее помутилось, и она крепко зажмурилась, чтобы только не вернулось это страшное видение.

— Нет... нет... — отчаянно простонала она. Но кочерга взметнулась в воздух и с грохотом опустилась. Она съежилась, не желая ничего видеть, но тщетно: страх вполз в ее мозг и целиком поглотил ее. Вокруг было видно только одно — кровь. Ленора вскрикнула, не в силах выдержать этого ужаса, и тут возник силуэт высокого широкоплечего мужчины. Через согнутую руку у него был переброшен темный плащ. Лицо его перекосилось от ярости, глаза полыхали злобой, рот кривился. И это лицо было ей знакомо.

— Малкольм! — выдохнула Ленора, в ужасе тараща глаза.

— Ах ты, сука! — прорычал он.

Ленора попыталась было бежать, но он уже был рядом и, зажав ей руку железными, безжалостными тисками, грубо потянул за волосы, собранные на затылке в большой узел. Он мотал ее голову слева направо, пока в глазах у нее не помутилось, а затем вывернул шею так, что она лишь чудом осталась жива. Голова раскалывалась от боли, но Ленора стиснула зубы и не позволяла себе ни жалобы, ни мольбы.

— Ты убил его! — сказала она сквозь сжатые зубы. — Ты его убил! А потом, чтобы избавиться, запихнул тело в мой сундук.