И как потом подруга Лунгауэра продолжала расследование на свой страх. Как Ирми верила, что добьется справедливости для Лунгауэра.
— Настроение хорошее? — Таксист отвлек насвистывающего пассажира от его мыслей.
Но Бреннер не дал ему никакого ответа. В любом случае опасно отвечать венскому таксисту. Это мое тебе предостережение на всю жизнь. Потому что он тебе потом тоже ответит, это уж гарантировано, и, как правило, тебе его ответ вряд ли доставит удовольствие, больше я про это не хочу говорить.
— Настроение хорошее? — еще раз спросил таксист.
В ответ Бреннер перестал свистеть. Потому что только теперь заметил, что на губах у него эта его вечная мелодия.
Без чего-то два он был в диспетчерской «скорой». Он прошмыгнул по двору мимо камер и сразу поднялся в свою квартиру.
Из окна он стал наблюдать за двором и ждать, когда вернется Ханзи Мунц. Без двадцати три подъехал семьсот сороковой. Бреннер тут же спустился и перехватил Ханзи Мунца еще во дворе.
— У тебя есть пять минут?
— Конечно.
— Поднимись ко мне ненадолго.
Ханзи Мунц хотя и удивился, но без церемоний пошел с Бреннером.
— У тебя славно устроено, — обвел он квартиру взглядом знатока. — Откуда у тебя такие красивые шкафы из ореха?
— От моего деда.
— В наследство досталось? Очень недурно.
— В наследство. И умер он сам по себе.
— Умирают всегда сами по себе.
— По большей части.
— За смерть денег не берут.
А стоит жизни, должен был сейчас сказать Бреннер. И последние пять тысяч раз он так и говорил. Но на этот раз сказал только:
— Очень остроумно.
— Что с тобой сегодня? У тебя что, печенка не в порядке? Какая муха тебя укусила?
Невероятно, подумал про себя Бреннер. Насколько по-разному звучит одно и то же в устах Клары и у этого Ханзи Мунца.
— С какой стати ты сказал про печень? — набросился он на Ханзи Мунца.
— Ты что, с ума сошел? Почему мне нельзя говорить про печень?
— Ты еще помнишь, как Бимбо ходил за донорской печенью? Когда короля поцелуев застрелили.
— Понедельник, двадцать третьего мая, семнадцать часов и три минуты.
— И почему ты так точно знаешь?
— Не каждый день присутствуешь при том, как кого-нибудь убивают.
— А в себе ты вполне уверен?
— Мне в армии уже от одного запаха ружейного масла плохо становилось.
— А от донорской печени тебе не бывает плохо?
— Да что ты все время с этой донорской печенью носишься?
— Ты можешь вспомнить, где стоял Бимбо, пока ждал свою донорскую печень?
— Да где ж ему стоять? Около Рози, где мы всегда стоим.
— Он там один стоял?
— Нет, Ланц у нас перед самым носом проскочил. Поэтому так долго ждать пришлось.
— Ты видел, как Ланц там стоял?
— Хотел бы я знать, какое тебе до этого дело.
— Ты его видел?
— Ты же знаешь, со стороны парковки киоск Рози видно только сзади.
— Ты видел, как Ланц туда шел?
— Слушай, у меня было на что посмотреть, кое-что получше Ланца, ей-богу.
— Ты смотрел на обжимающуюся парочку?
Ханзи Мунц попытался грязно ухмыльнуться, но это дело небезопасное. Это как если ты прыгаешь с десятиметровой вышки и ошибешься, выбрав прыжок не той сложности. И когда не получится, то выглядишь как полный идиот.
Однако идиотская ухмылочка с него сразу слетела, как только Бреннер сказал:
— А если я тебе скажу, что Ланца у киоска вовсе даже не было, потому что он сразу понес наверх в хирургию донорскую почку?
— А тогда бы Бимбо давно уже вернулся в машину с донорской печенью.
— Но он тем временем занимался чем-то другим. Его ведь ты тоже не видел.
— Но что же он в это время делал?
— Ты что, ни о чем не догадываешься?
Ханзи Мунц промолчал. Но чем плотнее он сжимал губы, тем больше выкатывались у него глаза.
— Настроение хорошее? — неожиданно спросил его Бреннер голосом таксиста, так что Ханзи Мунц стал выглядеть еще больше испуганным.
— Ты что, с ума сошел? Где бы Бимбо стал оружие прятать? Они же все обыскали!
— Ты сегодня на семьсот сороковом ездил?
— Ты же знаешь, с тех пор как Бимбо помер, на этом семьсот сороковом я езжу.
Мунц так этим гордился, что сразу же раздулся от восторга.
— Молодой больше никому не дает ездить на новом семьсот сороковом. На следующий месяц будет уже новый семьсот десятый. Против него семьсот сороковой прямо старым кажется, я тебе скажу. У него даже на газу есть автоматика. Если я получу семьсот десятый, можешь взять семьсот сороковой. Вовремя только позаботься об этом. Я тебе скажу, никакого сравнения со старой рухлядью.
Но Бреннер уже шел к гаражам, а Ханзи Мунц за ним, потому что где-то у него уже было нехорошее предчувствие. Но чтоб такое безумие, этого он от Бреннера никак не ожидал. Потому что тот вошел в гараж и принялся потрошить машину так, что Ханзи Мунц от ужаса начал подпрыгивать.
— Ты что, с ума сошел или как? Мне же сейчас опять выезжать! Смотри у меня, не вздумай вынимать вакуумный матрац!
Но вакуумный матрац оказался на полу прежде, чем он это сказал.
И прежде чем Мунц прокричал: «Но для чего тебе мой мешок для трупов разворачивать!» — на полу гаража оказались мешок для трупов, перчатки против СПИДа, большие марлевые повязки и бинты.