Господин Освальд даже не кивнул. Он даже не захотел узнать, откуда Бреннер знает, что у него здесь стоит его баснословно дорогая установка.
Ты вполне можешь догадаться, откуда на нее взялись финансы. Но для спасения чести господина Освальда я тебе одно только скажу. Он никогда не подслушивал ради денег. А если уж он попутно немного прирабатывал шантажом, то не в целях личного обогащения. Всегда служил своему делу, всякий грош вкладывал в усовершенствование установки. А сколько еще своих личных денег добавлял!
Сама квартира вряд ли дорого стоила. Запущенная конура без туалета и ванной. Но компьютер — просто как в NASA.
Пока господин Освальд включал свою машину и пытался зайти в компьютер спасателей Креста, Бреннер рассказал ему все остальное.
— Лунгауэр захотел выйти из игры, когда дело приняло криминальный оборот. Через день после того, как он сообщил об этом Молодому, Бимбо попал ему отверткой…
— Семьсот двадцатый у Милосердных братьев! — перебил его компьютер голосом Черни.
Справившись с изумлением, что господин Освальд в две минуты может прослушать радиосвязь, он сказал:
— Да здесь голос даже больше похож, чем в наших собственных машинах.
— Разумеется, у меня прием лучше, — невозмутимо ответил господин Освальд.
Но пока он проверял все данные Лунгауэра, прошел-таки еще добрый час.
— Положительно, — сказал господин Освальд, после того как удостоверился, что семнадцатого октября прошлого года пациентка Роза Айгенхерр, восьмидесяти двух лет, больная диабетом, действительно умерла во время поездки на «скорой».
— Положительно, — что Бимбо и Молодой действительно были водителями во время этой поездки, то есть Гросс и Ри, потому что компьютер не знал никаких прозвищ. Молодой перенял от отца это «Ри», но люди не стали перестраиваться с «Молодого» на «Ри», только компьютеру было все равно.
— Положительно, — отрапортовал господин Освальд, что три недели спустя во время поездки умерла еще одна больная диабетом.
— Положительно, — что и на этот раз смертельное такси вели Молодой и Бимбо.
— Положительно, — что двадцать шестого ноября у Бимбо и Молодого во время поездки умерла больная диабетом.
— Положительно, — еще у господина Хаберля, единственного мужчины в этой компании.
— Теперь нам нужна только фрау Эдельсбахер, — прочитал Бреннер по своей бумажке, — десятого декабря.
— И как же это все было устроено? — спросил господин Освальд, продолжая поиски.
— В капельницу заливалась сладкая вода вместо…
— Это понятно, я другое имею в виду. Если Бимбо с самого начала метил в Ирми и просто стрелял сквозь Штенцля, чтобы замести следы…
— Или чтобы навести подозрение на Союз спасения. Нападение — это лучшая защита. Поэтому Молодой и натравил меня на Союз спасения. Чтобы откопать как можно больше дерьма у конкурентов. Чтобы в этой мути никому и в голову не пришло заняться Молодым.
— Хотя бы и так. Но откуда Бимбо было знать, что ровно в пять часов они там будут оба стоять и целоваться?
— Вы знаете теорию пятидесяти процентов? — спросил Бреннер. И он стал подробно рассказывать ему теорию Клары и дошел до объяснения: — Ирми всюду рылась, чтобы найти доказательства нелегальных махинаций Молодого. Поэтому она и в банке крови искала, ведь Молодой определил Штенцля в банк крови.
— Вот она и заигрывала со Штенцлем, — вновь встрепенулся в господине Освальде вуайер.
— Как раз нет. Тут вступает в силу теория пятидесяти процентов. Все было как раз наоборот. Ирми думала, что она шпионит за Штенцлем, но на самом деле Штенцль шпионил за ней.
— Как это?
— По заданию Бимбо. Они давно подозревали, что Ирми что-то затеяла.
— А что Штенцль стоял там с Ирми ровно в пять, это тоже было задание Бимбо?
Прежде чем Бреннер собрался ответить, Освальд пробормотал:
— Альт-Эрлаа.
Потому как пока господин Освальд так ловко искал в центральном компьютере, все время было слышно радио службы спасения Креста. И не только радио, но еще и истеричные телефонные звонки тех, кто вызывал «скорую».
Бреннера давно уже раздражала самодовольная манера Буттингера отдавать приказы. Но он все равно бы пропустил мимо ушей, когда толстяк Буттингер передал: «23, эпилептический припадок, Альт-Эрлаа», если бы не господин Освальд, который прошептал: «Альт-Эрлаа». Практически привет с родины.
— Это уже нехорошо, — вдруг включился Бреннер. Потому как адрес, который назвал толстяк Буттингер, был адресом Лунгауэра.
И хотя он сначала не обратил внимания на звонок, потому что все время шли какие-то звонки, звонок продолжал как-то крутиться у него в голове. Почему-то у него все стоял в ушах голос Лунгауэрши. Он одним ухом все еще слышал, как мать Лунгауэра зовет на помощь.
Должно быть, Бреннер сохранил это где-то в памяти, потому что потом он ведь каким-то образом вспомнил про это.