Приди в мои сны

– Ой, божечки! Да для меня это совсем даже не затруднение! Марья Кузьминична, царствие ей небесное, под старость тоже почти ничего не видела, и ничего – как-то управлялись. А я знаете что, я грамоте обучена. Я вам книжки могу читать или, как Марье Кузьминичне, газеты. Вы только возьмите меня, нас с Венечкой возьмите! Я вам за заботу верой и правдой стану служить, вернее самой верной собаки. – Она схватила руку Анастасии, попыталась поцеловать.

– Да что вы! – Девушка в смущении выдернула руку. – Не надо так. Я беру вас.

– Вот и порешили! – Трофим выглядел хоть и хмурым, но довольным. – А теперь мне подумать надобно, как нам всем дальше быть. Мы же теперь вроде как погорельцы.

– Вместе решим, – сказал Виктор и посмотрел на Трофима твердо, чтобы тот даже не подумал отказываться от его помощи. – Женщины, младенец, собака… – добавил многозначительно.

– Зачем нам собака? – Трофим удивленно приподнял брови. – Тут кинем. Обуза только… Ладно бы что-то серьезное, а то недоразумение какое-то.

При этих словах Ксения сжалась, посмотрела на Виктора жалобно.

– Он хороший, – сказала шепотом. – Умный щеночек. И дорогой. Его Марья Кузьминична из-за границы, из Гамбурга выписала, родители у него какие-то чемпионы.

– Никого мы бросать не станем, – объявила Анастасия твердо и погладила заграничного щенка по голове. – Как его зовут? – обернулась к Ксении.

– Теодор. Это ежели торжественно, а по-домашнему – Тео.

Услышав собственное имя, щенок вскинулся, замотал хвостом.

– Вот видите, барыня, какой умненький.

– Вижу. – Анастасия улыбнулась.

– В деревню пойду, – сказал Трофим, которому от разговоров о всяких глупостях хотелось перейти к вещам сугубо практическим. – Здесь деревня есть поблизости. Я видел, когда курить выходил. Недалеко, пару верст всего.

– Зачем тебе в деревню, Трофим? – всполошилась Анастасия.

– Телегу найду. На телеге-то в город сподручнее будет добираться. У нас же теперь дите и Теодор. – Он сплюнул себе под ноги, а Ксения съежилась.

– До какого города? – спросила Анастасия и успокаивающе сжала руку Ксении.

– Да хоть до какого. – Трофим пожал плечами. – Вам после всего этого отдохнуть надо. Одежи опять же у вас нету. Вот до города доберемся, а там решим, как быть. Ну что, Виктор Андреевич, – впервые он обратился к Виктору по имени-отчеству, – присмотришь тут, пока я в деревню схожу?

В этот момент он понял, что добился не только Трофимова признания, но и уважения, коль уж он доверил ему заботу о своей хозяйке.

– Присмотрю, иди.

– Трофим, а если ты лошадь не найдешь? – спросила Анастасия.

– Я найду, не тревожьтесь, – заверил Трофим и исчез в темноте.

Он вернулся на рассвете. К тому времени охваченные пламенем вагоны уже выгорели дотла и огонь перекинулся на соседние. Тушить пожар было нечем, поблизости не нашлось ни реки, ни ручья, и к светлеющему небу поднимались черные столбы дыма, на которые обессиленные и измученные люди взирали почти равнодушно. К составу больше никто не подходил, не нашлось такого смельчака, да и затея эта являлась бессмысленной. Всех, кого можно было спасти, спасли, а о пропавшем багаже если и горевали, то молча. Трофим пришел не один. К железной дороге двигалась целая процессия из телег.

– Вот, привел. – Трофим переглянулся с невысоким, бойкого вида мужичком, правившим крупным вороным, спрыгнул на землю, велел: – Садитесь! Я с Митричем, – он кивнул на мужичка, – договорился. Он нам баньку истопит, покормит перед дорогой. Передохнем маленько и дальше в путь.

Митрич кивал в ответ на каждое его слово, и по хитрому прищуру было видно, свою выгоду он от постояльцев непременно поимеет, если уже не поимел. Да и разве можно его в этом винить?

Телегу уступили женщинам и детям. Кроме Анастасии и Ксении, в ней поместились еще пять человек. Мужчины шли пешком. Немецкий дог Теодор тоже предпочел пешую прогулку и теперь вертелся у ног Виктора, преданно заглядывая в глаза, махал хвостом. А солнце поднималось все выше и выше, обещая погожий денек.

* * *

Тайбек ушел, не дожидаясь, когда Август проснется, исчез в наползающем с озера тумане, словно его и не было. Август во сне вздрагивал, бормотал что-то жалобное, неразборчивое. Будить его было жалко, но пришлось. Им еще предстояло поговорить о том, что случилось на утесе. Пусть не обо всем, но о том, что Шрам мертв, Август должен знать. Вот только о том, кто его убил, Игнат рассказывать не стал. Не его это была тайна. И про встречу с Айви промолчал. Не мог он об этом говорить. Даже с Августом. Очень уж больно…

– И ты не видел, кто тот нож метнул? – Озябший со сна Август приседал и размахивал руками, чтобы согреться.

– Не видел.

– А если бы нож в тебя попал?

– В кого целились, в того нож и попал.

– Значит, кто-то из своих на тот свет отправил, из тех, кто ночевал на острове. Но зачем им было тебя спасать? Эти бы тебя вслед за Шрамом отправили. Странно…