Приди в мои сны

– Был им когда-то очень давно, пока по собственной глупости не накликал беду на самых близких людей. Родители умерли… – Он глубоко затянулся сигаретой, закашлялся с непривычки, сказал с горькой усмешкой: – Кажется, последний раз я курил на сходке бомбистов. Вот такой я был дурак… А они умерли, и с моей любимой сестренкой случилось несчастье. Во всем этом я буду винить себя.

– Они тебя не винили. Настя не винила. Она говорила о тебе с любовью. Твоя семья любила тебя.

Он кивнул, загасил недокуренную сигарету, сказал:

– Пойдем, ты должен мне все рассказать. Нам нужно решить, как быть дальше, где их искать.

Они сидели в кабаке за дальним уединенным столом, больше пили, чем ели, разговаривали. Говорил в основном Виктор. У него оказалось очень много связанных с Настей воспоминаний, каждое из них он бережно хранил в своей памяти. Иногда они прокрадывались в его сны, но про сны он рассказывать Игнату не стал, побоялся получить в морду.

– А Трофим всегда таким был. – Игнат улыбался собственным светлым воспоминаниям. – У него весь мир делится на своих и чужих. Значит, тебя он признал?

– Признал. – Виктор кивнул. – После того как сначала едва не придушил.

– Со мной он тоже строгим был, особенно когда учил драться. А Настю любил, баловал всегда.

– Он и сейчас ее любит. Там, в горящем вагоне, если бы я не пришел, он бы с ней остался. До самого конца.

– Почему ты пришел? – спросил Игнат. – Зачем тебе было жизнью расковать?

– А как иначе? – Виктор посмотрел на него удивленно. – Ты бы тоже пришел.

Игнат не ответил, только кивнул каким-то своим мыслям, разлил водку по стопкам.

– Почему они здесь? – спросил, когда они, не чокаясь, выпили. – Почему моя бабушка жила в Перми эти годы? Ничего не понимаю. Это ведь не из-за меня. Я далеко был. Да и каторга – это не курорт, родных туда с визитами не пускают. Ты не знаешь, как давно они здесь?

– Они не здесь, Игнат. Вот о чем надо подумать.

– Найдем, – пообещал он твердо. – Если сами не сможем, попросим Кайсы. Кайсы знатный следопыт. А мы с тобой поутру в тот дом еще раз сходим, если потребуется, правду силой выбьем.

Не понадобилось. Неприметного вида старичок вырос перед их столом словно из-под земли.

– Насилу вас отыскал, – сказал ворчливо и, не спрашивая разрешения, уселся на пустующий стул. – Кто тут из вас Серовым будет?

– Я. – Сердце забилось чаще, а весь хмель мигом выветрился из головы. – А ты кто такой?

– А я Лаврентий Терентьевич. Вы с Нюркой, внучкой моей, давеча разговаривали, про хозяек ее выспрашивали, денег обещали. – Он хитро сощурился.

– Рассказывай. – Виктор достал из кармана портмоне, но деньги вынимать не спешил.

– Мне бы горло прочистить для начала, умаялся я с другого конца города до вас добираться. Годы мои уже не те.

Виктор сделал знак половому, и через пять минут перед старичком стояли и выпивка, и закуска. Он ел неспешно, с великим аппетитом, а Виктор видел, что Игнат уже теряет терпение.

– Рассказывай, – велел он и положил перед Лаврентием Терентьевичем рубль. – Остальное потом, как расскажешь.

Старичок заграбастал рубль, вытер редкие усы и наконец заговорил:

– Старая хозяйка не хотела, чтобы кто-то знал, куда они съезжают, а вот Настасья Алексеевна все переживала, инженера какого-то ждала. Тебя? – Он посмотрел на Виктора.

– Меня.

– Так она тебя с самой осени ждала, а уже весна на дворе, – сказал старичок с укором.

– Вот он я, пришел.

– Это хорошо, что пришел. Плохо, что опоздал. Но весточку она для тебя все равно оставила, велела передать, что если надумаете ее искать, то искать нужно в Чернокаменске.

– Где? – спросили они с Игнатом в один голос.

– В Чернокаменске. Уезжали они спешно, где станут там жить, пока не знали, но Настасья Алексеевна надеялась, что городишко небольшой.

– Городишко и в самом деле небольшой, – пробормотал Виктор растерянно.

– Почему они так спешно уехали? – спросил Игнат.

– Из-за девочки.

– Из-за какой девочки?

– Из-за девочки, которая старой хозяйке приходится правнучкой, а молодой, стало быть, племянницей. Заболела девочка.

– Погоди… – Игнат подался вперед, сжал руку старика с такой силой, что тот вскрикнул от боли. – Еще раз повтори, что сказал.

– Силища, – проворчал старик, вырывая руку. – Что повторить-то? Анечка, правнучка старой хозяйки, никогда крепким здоровьем не отличалась, хиленькая была девочка. Уж как над ней все хлопотали, чтобы на ноги поставить, а ничего не получалось, то одна хворь, то другая. И так с самого младенчества, все шесть годков.

– Сколько годков? – спросил Игнат, и Виктор снова, второй раз за день, увидел, как может до неузнаваемости измениться человеческое лицо. Таким потрясенным, по-мальчишески растерянным он Игната не видел никогда.