Придите и воззрите на них

Чем бы это ни было — природной аномалией или остатками исчезнувшей (чему я рад!) цивилизации — мы совершили там посадку, выбрав в этих ужасных краях мало-мальски ровное местечко. Небо над нами пылало желтым, и его флюоресценция могла быть рабочим освещением для давно исчезнувших машин. Повторяю, строить теории относительно истории сего места невозможно, отправляться же для этого туда было бы роковой ошибкой. Насколько я могу предположить, внешне астероид выглядел совсем иначе, когда корабль Норы и Лью Гарвеев сорвался с неба и размазался по поверхности, как муха по ветровому стеклу. Но если когда-либо здесь существовала какая-нибудь жизнь, ей можно только посочувствовать.

Ибо место это внушало ужас. Это был ад. Повсюду вокруг нас зияли nap{b{ и громоздились хребты мрачного, изъеденного коррозией металла, такие заброшенные, так безжалостно разорванные и скрученные в немыслимые формы, что на секунду я совершенно всерьез прислушался, пытаясь различить висящий в воздухе агонический вопль.

Свет был — но не тепло. Невероятная стужа этого места уже охватила корабль, и нагреватели в рубке и каютах яростно жужжали.

Мазохистский ландшафт, открывавшийся за иллюминаторами, настолько оскорблял взор, что нас невольно пробила дрожь.

Не все в природе прекрасно — даже посвятившему себя науке исследователю внушает порою отвращение особо противный образчик ее творения. Однако все они, даже самые отвратные, несут на себе отпечаток какой-то органической целесообразности. В каждой образуемой природой форме можно проследить проявления причинности — даже если на дух не переносишь тот или иной ее архитектурный стиль.

Но только не здесь. Если вам случалось видеть жестянку — ржавевшую битый год, с дырами в стенках, состоящей из хлопьев ржавчины, то в какой-то мере вы способны представить себе здешний ландшафт. Но — в малой. Если вам приходилось видеть гигантский метеорит, изуродованный и изъязвленный, полурасплавленный и застывший комьями, в которых невозможно уловить тени того, что было когда-то изначальной его формой, то вы испытали часть внушенных нам этим местом чувств. Но — не слишком большую.

Среди всего этого разбитый корабль Гарвеев являл собой островок разума. Обломки его были рассеяны по округе, но если сложить их вместе, они составили бы целое.

Приземлиться близко к месту аварии мы не могли — нам пришлось посадить корабль в шести милях. Мы долго стояли у иллюминаторов, разглядывая окрестности, пока я наконец не сказал:

— Пора идти.

— Сейчас достану скафандры, — отозвалась моя постоянная напарница, Дорис.

Она принесла все три. Думаю, у каждого из нас где-то в глубине души гнездился иррациональный страх, опасение, что в наше отсутствие с кораблем может что-то произойти. Но еще страшнее было разделиться в этом месте — чтобы избежать этого, мы, не сговариваясь, решили отправиться все вместе, даже рискуя остаться тут навсегда. Не больно-то здравое решение, однако в этом диком месте нервы убеждали доходчивее, чем интеллект. Итак, мы загерметизировали скафандры и, защищенные ими от любых внешних воздействий, сошли по трапу.

— Сюда, — сказал я, посмотрев на свой указатель направления, и зашагал.

Смотреть я старался только прямо перед собой. Дорис и Доззен следовали за мной в некотором удалении, держась близко друг к другу.

Я завидовал им, потому что чувствовал себя очень одиноко.

Я давно уже ждал, когда Дорис найдет себе компаньона получше.

Мне было не в внове терять таким образом подругу по команде, хотя до сих пор такое никогда не происходило в моем присутствии. Если Нора и Лью были известны своим постоянством, то я был в равной степени знаменит его отсутствием. Помощницы мои держались одну, максимум две экспедиции. Будь в моих многочисленных расставаниях что-то яркое и эффективное, Совет директоров давным-давно выставил бы меня вон. Но это были спокойные, дружеские расставания временных партнеров по работе. Скандальными их никто не считал, хотя в институте сплетни имеют то же хождение, как и во всем остальном мире. Каждая новая смена полуэкипажа служила лишь лишним поводом тому, что Гарри Бейкер все никак не может найти подходящую девушку — или девушка не может обнаружить в Гарри Бейкере героя своего романа.

Добрый старый Гарри Бейкер, приличный парень, ничего в нем худого нет, отменный компаньон — можно добавить, во всех отношениях — но, очевидно, совсем не тот, кто нужен Дорис… Или — Сильвии…

Или — Джоан… Или — Розмари…

— Гарри!

Я пробирался вдоль рваной волны изъязвленного металла, и крик Дорис чуть не заставил меня споткнуться об острый, как бритва, угол.

Я восстановил равновесие и обернулся: Дорис стояла, прижавшись к Доззену, и в позе ее ощущался явный испуг.