Придорожная трава

Пока он вытирался и искал сухое белье, Мишка успел закрыть все окна и улечься в постель раньше его. Илья погасил свет и собирался влезть под одеяло, когда услышал какой-то звук в столовой. Интересно, а дверь они закрыли на ночь? В том, что избушку нарочно подожгли, не было никаких сомнений, и опасаться незваных гостей, наверное, стоило.

Он прошлепал к выходу и тут же наткнулся на Мару. Она приложила палец к губам и показала на дверь в спальню. Илья кивнул, прикрыл ее и включил в столовой свет.

– Твое? – с хитрой улыбкой спросила Мара и вытащила из-за спины его синюю тетрадь.

Илья выхватил ее у Мары из рук несколько грубей и поспешней, чем следовало.

– Где ты ее взяла? – со злостью спросил он.

Мара кокетливо покрутила головой:

– Какая разница? Вещь твоя, я тебе ее возвращаю.

Илья скрипнул зубами и поставил тетрадь на полку.

– Ну что ты так нервничаешь, а? Да я и так читаю ее, когда захочу, я уже говорила, – Мара повела плечом, как будто хотела приласкаться к нему.

– Прекрати со мной заигрывать, – буркнул Илья.

– А почему? Слушай, мне так понравилось, что ты про меня написал! Я прямо растаяла, честное слово. Мне никто никогда не посвящал стихов, сколько я за мужиками охочусь.

– Может, они просто не успевают? – хмыкнул Илья.

Мара насупилась.

– А может и правда, не успевают? – она удивленно подняла брови, – но все равно, ты первый. Шалунья, значит? Умереть готов?

Илья отвел глаза и цыкнул зубом.

– И я тут подумала, знаешь… Очень мне тебе приятное захотелось сделать. На Купалу я тебе покажу цветок папоротника. Если успеешь его сорвать, то будешь неуязвим для меня. И тогда люби меня хоть всю ночь – ничего страшного не будет. Я честно говорю, можешь спросить, у кого хочешь. И вообще, цветок папоротника – полезная вещь, у него множество разных свойств, так что цени!

– Слушай, вали отсюда, – прошипел Илья, чувствуя, что сейчас решит не дожидаться Купальской ночи.

– Что, боишься?

– Да, считай, боюсь. Иди, оставь меня в покое.

– Ладно, – довольно ухмыльнулась Мара, – так и быть. Ну, хоть бы поцеловал меня на прощание!

– Уйди, – рявкнул Илья, а потом добавил, – и не смей даже близко подходить к моему ребенку!

Она расхохоталась и нырнула в печную дверцу, и он снова не понял, как ей это удалось. Ну как после этого заснешь?

Алексей уехал рано утром, и Ника снова осталась наедине с домашним хозяйством. День пролетел незаметно, и чем ближе время подходило к закату, тем сильней Нику терзало смутное беспокойство. Она не догадывалась, что ее муж задумал сделать с избушкой, и судьба плотника не сильно ее беспокоила, но ей почему-то показалось, что это выльется в нечто страшное, и это страшное не обойдет ее стороной. А может, она и вправду начала бояться темноты?

С тех пор как девочек с утра пораньше домой привел плотник, она не забывала заходить к ним перед сном, и сидела в детской до тех пор, пока они не засыпали. Чтобы они не спали с горящей лампой, она купила им замечательный ночник в виде полярной совы, и внимательно следила за тем, чтобы он был включен на ночь. Она оставляла дверь в их спальню открытой настежь и не закрывала свою, чтобы они могли позвать ее ночью, если им снова что-нибудь привидится.

Этого оказалось достаточно – теперь дети спали спокойно. Может и к лучшему, что Надежда Васильевна уехала и перестала их пугать? Ника теперь нисколько не сомневалась в том, что их ночные страхи объясняются именно провокационными рассказами суеверной старушки.

В этот вечер она сидела с девочками особенно долго. Может быть, ее смутное беспокойство передалось детям, дети ведь очень чувствительны к эмоциям родителей, а может, они и сами ощущали тревогу, поэтому не могли уснуть. Ей пришлось рассказать им на ночь сказку, хотя она не сомневалась, что ее близняшки давно вышли из этого возраста. В историях у нее недостатка не было, она просто пересказала им сюжет одной их книг фэнтези, о принцессах и рыцарях, которые когда-то переводила. Они уснули примерно на середине.

И снова, уже в который раз, по дороге в спальню ей почудился чей-то взгляд из сумеречной гостиной. Темнело теперь не больше чем на час, в городе, наверное, перестали зажигать на ночь фонари – начинались белые ночи. Но если раньше Ника ждала их приближения, как освобождения от кошмаров, то теперь убедилась: в сумерках таится несравнимо больше страхов и опасностей, чем в непроглядной темноте. Потому что смутные образы ее снов стали видимыми отчетливо во всем своем безобразии.