Перед тем как снять брюки, он на всякий случай еще раз переспросил:
– Что, совсем раздеваться?
Мара только кивнула.
Босые ноги коснулись мокрого песка и сразу начали потихоньку неметь. Илья долго путался в штанинах, и чуть не упал. А, оказавшись полностью раздетым, вдруг почувствовал незащищенность и беспомощность куда сильней, чем холод. Как будто на него смотрели сотни глаз со всех сторон, и глаза эти добрыми не были. Иррациональный страх, подкрепленный уязвимостью, стиснул горло. «Я стою перед вами нагой и беззащитный. Я в вашей власти. Что вы хотите от меня?» – подумал он. И глаза, изучающие его, слегка смягчились.
– Ну а теперь пошли купаться, – Мара схватила его за руку и потащила в воду, – или ты боишься холода?
Илья покачал головой, хотя ничего приятного в купании холодной весенней ночью не находил. Вода обожгла ступни чуть не до судороги, но Мара повлекла его вперед, не давая опомниться, почти бегом. Колени обдало холодом, как вдруг его захлестнул безрассудный азарт и бесшабашная веселость: он вырвал руку из цепких пальцев Мары и с разбегу прыгнул в воду, сложив руки «рыбкой», головой вперед. От холода перехватило дыхание, как от удара в солнечное сплетение. Он вынырнул, судорожно хватая воздух в сжавшиеся легкие, и поплыл вперед размашистыми саженками, отфыркиваясь и отплевываясь, как тюлень. Ледяная вода легко держала его на руках, обнимала, обволакивала, ласкала. Он перевернулся на спину и посмотрел в небо. При каждом вдохе грудь поднималась над поверхностью, а на выдохе снова опускалась в воду. И не такой уж ледяной была вода, как показалось вначале. И Илья неожиданно понял, что чувствует себя как младенец в колыбели, посреди незнакомого, пугающего и огромного мира. Небо снисходительно глядело на него, чуть покачиваясь как склонившееся над колыбелью лицо матери.
– Не разлеживайся тут, – Мара толкнула его в бок острым локтем, – плыви к берегу, на сегодня тебе хватит.
Он кивнул, перевернулся и нырнул, чтобы почувствовать свежесть воды на лице. И почему он так не хотел этого вначале? Чего боялся? Ничего, кроме восторга, это купание не принесло. Восторга и чувства очищения. Как будто он избавился от невидимой заскорузлой корки, всю зиму стягивающей тело.
Илья поплыл к берегу широким брассом, на каждом выдохе опуская лицо в воду. Прикосновение реки к лицу было волнующим как поцелуй. Темная вода, пронизанная лунным светом, впитывала его в себя. Ему казалось, еще чуть-чуть, и он растворится в ней, станет с рекой одним целым. С рекой, с лунным светом, с колыхающимся над ним небом, с темной громадой берега впереди…
Ноги коснулись песчаного дна. Илья выпрямился – воздух обжег кожу на плечах. А когда он вышел из воды, то понял, что лунный свет не просто согревает, он жжет, как солнце в июльский полдень. Тело горело и пульсировало, словно его растерли жесткой мочалкой. Кожа покраснела и светилась, и теперь нагота не вызывала чувства беззащитности. Наоборот, казалось, что одежда отделит его от этого мира, замкнет в футляре одиночества и индивидуальности, в то время как нагота делает его частью того, что его окружает.
Ветер с реки погладил влажную кожу, и Илья повернулся к нему лицом. Из воды навстречу ему выходила Мара. Только это было совсем не то существо, которое вело его на реку. Влажные волнистые волосы струились по хрупким плечам, тонкие руки изящно откинули их назад. Мокрый, ослепительно белый сарафан облепил стройные длинные ноги и колыхался в воде серебристым шлейфом. Ее лицо не перестало быть зловещим, только теперь синева щек проступала сквозь фарфоровую бледность кожи. И огромные глаза стали бездонными омутами, на дне которых мерцал свет. Тонкий рот изящно изогнулся, и острый зуб блеснул в лунном сиянии. Она была прекрасна и вселяла ужас.
– Одевайся, страж Долины, – усмехнулась она, снова показывая зуб. Голос ее тоже изменился. Если раньше он больше напоминал шипение, то сейчас журчал, как весенний ручей.
– Я не замерз, – пожал плечами Илья.
Она вышла на берег и остановилась напротив него.
– Я говорила, что лунный свет согревает, а ты мне не верил. Одевайся, не голым же идти в лес. Или я так понравилась тебе, что ты решил воспользоваться мною, как своими распутными девками по пьянке? Боюсь, у нас ничего не получится. Страж Долины не должен умереть в моих объятьях, как простой смертный.
Илья ни о чем подобном не думал, но внезапно понял, что она права – он и вправду почувствовал к ней непреодолимое влечение, пугающее и опасное. Эти стройные ноги казались ему неуклюжими? Эти плечи – костлявыми? По этим тонким пальцам он ударил поленом? Она могла бы не говорить, он и без ее слов понял, что ее любовь смертельна. И в глубине души пожелал умереть, сжимая ее в объятьях. Морок и кошмар. Он провел рукой по лицу, прогоняя наваждение.
– Ну-ну, расслабься, – хмыкнула Мара, – и одевайся скорей, нам пора.
Илья рассеянно кивнул.