Придорожная трава

– Он нас с тобой вместе звал, когда потеплее станет. Так что погоди чуть-чуть, будет тебе водяной с его подводным царством.

Залесский вышел из избушки с неприятным осадком на душе. Он ожидал совсем другого разговора, он считал, что предлагает плотнику слишком выгодную сделку, и тот с радостью ухватится за нее, да еще и останется по гроб жизни благодарным своему благодетелю. Его отказ был совершенно нелогичным, непонятным, а потому вызвал еще большие подозрения.

Возможно, Вероника права, и кто-то на самом деле стоит у плотника за спиной. Ну что ж, это не так сложно будет выяснить. Залесский не любил использовать силовые методы в борьбе с конкурентами, но если речь пойдет о безопасности его семьи, то он не станет выбирать средства для защиты. И тем более считаться с какой-то мелкой сошкой, путающейся под ногами. Зачем проводить дорогостоящее расследование, когда хватит пары часов и двух профессионалов, чтобы выяснить, причастен плотник к неудачам его проекта или нет? Даже если он и не имеет к этому отношения, этих двух часов будет вполне достаточно для того, чтобы он навсегда запомнил, что нельзя подходить к покупателям, и с радостью согласился продать свой домик «Сфинксу».

Густые сумерки окутали долину, над теплой землей стелился туман – майские ночи оставались прохладными. Залесскому показалось, что в этом тумане, поднимающемся ему до колен, может прятаться неведомая опасность, настолько он был густым, Алексей не видел даже собственных щиколоток. Во влажном воздухе звуки разносятся далеко, и на полпути к дому он внезапно услышал отчетливый всхлипывающий звук. Залесский остановился и прислушался – шагах в пятидесяти от него тихо плакал ребенок. Долина – пустынное место, единственный ребенок, который тут находился – сын плотника. Но, судя по голосу, это дитя было слегка помладше, лет четырех-пяти.

Конечно, ребенок мог заблудиться, наверняка в поселок к концу мая понаехало немало дачников, в том числе с детьми. Залесский свернул с асфальтовой дорожки и направился в сторону плачущего чада.

– Эй, малыш! – позвал он. Плач смолк, но ответа он не услышал.

Он прошел еще немного, и услышал детский голос чуть дальше и в стороне от того места, к которому двигался. Это из-за тумана – в тумане трудно определить направление, откуда идет звук. Да и расстояние оценить можно неправильно.

– Малыш! – снова крикнул он, но только тихий плач был ему ответом.

Возможно, ребенок боится, и не верит, что к нему идет его спаситель. Хочет спрятаться, но перестать плакать не может. Наверное, не стоит кричать, можно напугать его еще сильней.

Залесский перешел через мост и шагнул на соседний с его домом участок. Туман здесь поднимался выше, чем над асфальтом, и он опасался, что пройдет мимо ребенка и не заметит его. Плач раздавался на другой стороне будущего двора, у самого леса. Но едва он приблизился к этому месту, так сразу понял, что снова ошибся с направлением – проклятый туман – идти надо дальше и левей. А может, ребенок испугался и пытается убежать? Может быть, надо успокоить его?

– Эй, малыш! Не бойся! Я тебя не обижу! – крикнул Залесский, ускоряя шаг, – я отведу тебя домой!

Прозвучало это несколько фальшиво, ему хотелось вложить в свои слова искреннее участие, и он немного переиграл. Не удивительно, что плач отдалился от него снова.

Залесский обогнул свой забор и оказался на опушке леса. Детский голосок слышался в глубине густого ельника. Ну что ж, по крайней мере, в лесу нет тумана. Он пересек мшистую опушку, глубоко погружаясь спортивными тапками в мягкие кочки, и слегка промочил ноги. Зато под елями было сухо – землю устилал сплошной ковер высохших игл, такой густой, что сквозь него не пробивалось ни одной травинки. Колючие лапы опускались к самой земле, приходилось не только раздвигать их руками, но и перешагивать через особенно толстые нижние сучья.

– Послушай, малыш! Не бойся меня! Не убегай! Ты можешь заблудиться.

Залесский отлично знал, что лес этот тянется вперед на много километров, и, попав в него, ребенок может заблудиться и погибнуть. И ему совсем не хотелось своей неосторожностью послужить причиной трагедии. Он пошел быстрей, продираясь сквозь ельник боком и спотыкаясь о низкие ветви и выпуклые, изогнутые корни. Если в долине стояли густые сумерки, то в лесу уже стемнело. Если ребенок замолчит, то у него не останется ни единого шанса найти его в этих колючих зарослях.

И тут плач и впрямь смолк. Залесский остановился, прислушиваясь.

– Малыш! – позвал он как только мог ласково, – малыш, где ты? Не бойся!

Вокруг было тихо. Совершенно тихо, неестественно тихо.

– Малыш! Отзовись, я потерял тебя!

Неожиданно в темноте, внизу, между еловых веток мелькнула тень, и Залесский обрадовался было, но тень повернула голову в его сторону, и взгляд его уперся в две светящиеся зеленые точки. Его окатила волна ни с чем не сравнимого страха – липкого и тошнотворного. Ноги приросли к земле, и дыхание оборвалось. Между тем нечто с горящими глазами, стоящее перед ним на четвереньках, медленно выпрямилось и поднялось в полный рост. Огромный рост.