Придурков всюду хватает (сборник)

А мы, значит, ничего необходимого не имели, но как-то умудрялись существовать, а как, я уже и не помню. Я уже почти ничего не помню, потому что меня слишком часто били. Били меня обычно после того, как я подходил к какому-нибудь важному сановнику, отвечающему за ответственный участок возведения башни, и тихо спрашивал: "Скажите, пожалуйста, когда мы начнем жить?.." Вот тут-то меня и били, и жену мою били, и лучшего друга Синокрота. А потом всех нас объявили немыми. Но ведь и немым хочется поговорить! Но ведь и немые, невзирая на указ "Об обязательном замуровывании в башне врагов, мешающих строительству", не всегда сдерживаются.

И вот меня собрались замуровать, поскольку по профессии я враг, а по образу жизни идиот. Люди с рассыпанными чертами лица собрались заживо похоронить меня в башне, но я завопил о правах человека. Первый раз в жизни я завопил с помощью жены и лучшего друга Синокрота о праве на порядочную смерть, и меня временно отпустили. Нас временно отпустили, предусмотрительно взяв всевозможные подписки, в том числе и о невыезде в жизнь.

Но я и так уже перестал жить, а где-то сидел и приветствовал идеи, которые приходили и уходили на кривых ногах. Или мне казалось, что у идей кривые ноги, а на самом деле они у них просто подгибались. Многое тогда казалось абсурдом. Но ведь абсурд - порождение страха и ужаса. Нет, абсурд был настоящий, а я только воображался. Я только воображался на фоне Вавилонской башни, а фактически меня как бы не было; то есть выпал я из всех процессов и не значился ни в одной энциклопедии. И если я звонил самому себе, телефон был обязательно занят, а оглядываться, проходя мимо самого себя, я так и не научился. Одно время я, впрочем, пытался прибиться к поэтам, воспевающим башню, но меня испугали кровавые еврейские мальчики в их глазах и маниакальное желание копаться в отбросах. Хорошо еще, что у меня оставался Синокрот, с которым можно было часами предаваться волнующей духовной любви. Хорошо еще, что я был не один. Хорошо еще, что я вообще был.

Я был, хотя и не знал, что со мною будет дальше. Что со всеми нами будет дальше, когда рухнет Вавилонская башня и прекратятся умственные побои.

...ТОЛЬКО НЕПОНЯТНО, ЗАЧЕМ МНЕ ДЕЛАТЬ БОЛЬНО?

Взял я бумагу, лежащую на моем столе, и написал на ней все, что вздумалось. Зачем, вздумалось мне, люди такие, какие есть? Что им стоит, вздумалось, быть другими? Хотя бы, вздумалось, оставили они меня в покое. Оставили бы они меня с моей бумагой, на которой пишу все, что вздумается...

Первое предательство произошло тогда, когда меня и на свете не было. Если говорить в частном порядке, то Каин предал Авеля, а если размышлять глобально, то меня предали все родственники. И все потому, что я не девочка. "Как вам это нравится?" - удивлялись родственники Шекспира, увидев первую постановку его пьесы.

Бабушки, значит, и тетушки отказались меня воспитывать, а дальше, как принято, пошла цепная реакция предательств. Сам собою воспитанный, вырос я русским дураком и не отдам этого высокого звания никому. Но пока я рос, пока одолевал Детство, Юность и Университеты, предательства преследовали меня. Они гнались за мной, не считаясь с собственным временем и обстоятельствами.

То ли оттого, что я дурак, то ли оттого, что русский, меня настойчиво предавали Люди и Положения, Города и Годы, Повести и Рассказы, Женщины и Животные, Сакко и Ванцетти, Трагедии и Комедии, Задачи и Упражнения. Жизнь предавала. А еще меня в драках бросали, девушек отнимали, крали идеи, предупреждали и увольняли, давали по шее и приговаривали к смертной казни через предательство. Но я в отместку никого не предал и потому чист, как все русские дураки. И, как все русские дураки, я не могу ничего связно объяснить.

Предательства были? Были. Было предательство первое, второе и третье... И была гостиница "Апогей" на самом краю Москвы, где уже все леса успели вероломно вырубить враги народа. Дул сильный ветер, а меня с женой и лучшим другом Синокротом из "Апогея 1" отсылали в "Апогей 2", а из "Апогея 3" в "Апогей 4". И в конце концов, дойдя до одного из последних "Апогеев", мы нашли пристанище на ночь и успокоились, попив на общей кухне чаю с тараканами. Мы пили чай, и нам было хорошо. Так хорошо, как бывает только в Раю, где нет уже ни пола, ни национальности, ни мытарств, ни воспоминаний о мытарствах, ни продажи за тридцать сребреников.

И снилось мне, что все дети Иуды Искариота, которые меня предавали, поступали правильно. И поступали они правильно для того, чтобы я, воспитавший себя сам, никого не мог предать, а, напротив, стал умолять Спасителя простить мне предательства моих родных, друзей, знакомых и посторонних.

Прости меня, Господи!

ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ ПРИЗНАВАТЬСЯ ИЛИ НЕ ПРИЗНАВАТЬСЯ ВО ВСЁМ ТОЛЬКО САМОМУ

СЕБЕ