Придурков всюду хватает

А меня еще в католической холодности обвиняют! Я, конечно, не пирог с яйцами, чтобы теплым быть, но ведь, положим, меня никто по-матерински же укутывал, чтобы я текло сохранял. Но каждый, хотя это и представляется невозможным, старался сожрать меня со всеми яйцами и потрохами. И мне приходилось, как тому Колобку из русский сказки, безапелляционно уходить.

Ах, что за прелесть эти сказки! То тебя отправляют неизвестно куда и зачем, то в печь сажают, то обувают в железные испанские сапожки, то подносят брагу, которая течет по усам, а в рот не попадает… Ну, дайте, в конце концов, хоть глоток браги спокойно выпить!.. Не дают, сукины дети, даже в день собственной смерти не дают!

А жизнь, чем наша жизнь сказок не прелестнее? То тебя гонят и в хвост и в гриву, то судят судом истории!.. Прокурор вон набросал проект моего смертного приговора на бланке с собственным анализом мочи., полученным им во время судебного заседания. Я понимаю, что у него в моче сахар обнаружили, но, может, это ошибка? Может, ему, перед тем как мне смертный приговор выносить, следовало бы сдать свежую мочу на повторный анализ?.. А судья! Судья у меня женщина с песьей толовой. То ли она чересчур увлеклась искусством Древнего Египта, то ли обменялась частью тела с какой-то собакой. И теперь какая-то собака бегает по залу суда с толовой судьи, а судья, нацепив парик на собачью голову и брызгая слюной, беспрерывно лает.

И весь этот процесс века так меня тяготит, что хочется встать и уйти. Уйти куда глаза глядят, где процессов не ведут и где мои грехи наверняка объявят простительными. А где мои грехи объявят простительными? Только в Раю. Следовательно, Рай — место католическое. Но вновь, пребывая всеми своими чувствами в Раю, я тяжело возвращаюсь к действительности и сотрясаюсь от изощренных пыток, придуманных судейско-прокурорской командой.

На этот раз меня, к примеру, засунули головой в кипящий самовар. А когда довели степень кипения воды до предела, задали очередной вопрос:

— Ваша национальность?..

— По национальности я католик, — ответил я, не моргнув глазом.

А что еще я мот ответить, когда оно так и есть? Что еще я мог сказать моим мучителям и заплечных дел мастерам? И очень правильно я их обескуражил, потому что на нервной почве они весь кипяток из самовара вылакали и перенесли заседание на следующий день. А меня отконвоировали в камеру и заперли на все засовы, чтобы я продолжал размышлять и о прелести сказок, и о прелести жизни.

СТИХИ IN CAMERA

СПОСОБЫ СВЯЗИ

Вот
действительность
выносят ногами вперед
санитары в грязных халатах.
Вот
она возвращается
из реанимации
в халате, снятом
с одного из двух
санитаров.
С прошлого или
настоящего,
без надежды
на будущее.

ГРАФА 14

— Не делай другому того, чего не желаешь себе, — много раз повторил прокурор синедриона, призывая присяжных заседателей поскорее со мною кончать.

Так со мной и покончили, объявив никчемным мое существование и лишив удостоверения личности. Удостоверения, подтверждающего, что я личность. Следовательно, я не личность. Другие, которые личности, получат премии и организуют премии имени своих личностей.

Но вот ведь какой расклад: с одной стороны — другие, все сделавшие для того, чтобы мне было во всем отказано, а с другой — Бог. Все сделал для меня Бог, приведя за руку в Свою Церковь. В Церковь, где раб становится свободным. Настолько свободным, что у него невозможно отнять веру.

СТИХИ IN CAMERA

РЕКОМЕНДАЦИИ ОБЩЕГО ПОРЯДКА

Кривое нужно сделать
прямым.
Только и всего,
одна
задача —
приготовить прямые
пути для самих
себя.

ГРАФА 15

Я сидел, склонившись над тюремным столом, и проникновенно наблюдал за жизнью, бьющей ключом в капле воды. В капле, оставленной надзирателем, каждое утро наливавшего мне кипятка из медного чайника. Я добавил в каплю не выпитый чай, превратив ее тем самым в лужицу, и жизнь закипела в ней с удвоенной силой. Теперь великое множество микроорганизмов, все эти амебы, инфузории-туфельки и хламидомонады не только беспрерывно питались и размножались, шевелили ресничками и передвигались туда-сюда, но и ощущали себя народом. Великим народом великой и нерушимой державы, только что избравшим президента и учредившим правительство. Одновременно был создан конгресс или парламент — я, право, не разобрался из-за страшного возбуждения, царившего в лужице. Неистового возбуждения, вызванного речью президента, получившего высшую премию Лужи то ли от конгресса, то ли от парламента, то ли от Союза луженых глоток.

— Я отдаю всю мою премию, — гремел президент, — до последней взвешенной частицы, моему любимейшему народу. Весь потусторонний мир, затаив дыхание, следит за жизнью нашей великой державы…

Я тоже затаил дыхание.

— Так не обманем ожиданий наших друзей и врагов и немедленно учредим Институт свободы и справедливости…