Придворное общество

Многое в этой беседе характерно, конечно, для этой единственной в своем роде ситуации. Находящийся в оппозиции дворянин пытается наладить связь с наследником, само положение которого также подталкивает последнего к оппозиционности. Этот образ действий опасен, особенно для Сен-Симона. Он должен тщательно «прощупать» позицию принца, чтобы знать, насколько далеко можно зайти. Но то, как он это делает, характерно в то же время и для придворного общения с людьми вообще. В самом описании Сен-Симона заметна прежде всего исключительная сознательность, с которой он движется к своей цели, и одновременно чувство радости по отношению к искусству, чувствуя которое он справляется со своей задачей. Это описание ясно показывает, как и почему именно относительно низший рангом человек становится особенно умелым тактиком ведения беседы. Ему, как мы уже сказали, угрожает в таком разговоре наибольшая опасность. Принц всегда может, в известной мере, пренебречь целесообразно выстроенными правилами игры придворной беседы; он, если это будет ему удобно, может по любой причине завершить разговор и контакт, не слишком много от этого теряя. Для Сен-Симона же от исхода такой беседы зависит чрезвычайно многое. Для него поэтому жизненно важно действовать в такой беседе с чрезвычайным самообладанием и взвешенностью но так, чтобы их никогда не мог почувствовать собеседник. В таком положении человек, чьи сдержанность и внутреннее напряжение отразятся в некоторой скованности в поведении, немедленно проиграет. Почти незаметно и легкою рукой направить своего высшего рангом собеседника туда, куда мы желаем привести его, — вот высшая заповедь этого придворного общения. Здесь запрещены изначально высказывания, которые допустимы и могут быть иногда полезны в разговоре между относительно самостоятельными и равными по рангу собеседниками, т. е., например, в беседе купцов или занятых профессиональным трудом буржуа: прямое или косвенное подчеркивание своей мудрости, любая форма выражения вроде «Какой я молодец». «Никогда не говори о самом себе», — гласит заголовок одной максимы Грасиана[104]. Этому соответствует необходимость не только постоянно сознавать социальную ситуацию собеседника со всеми ее последствиями для беседы, но и всякий раз заново улавливать и предугадывать часто меняющуюся в беседе фигурацию партнеров. То искусство, которое мы, характерно сужая понятие, обозначаем как «дипломатия», культивируется таким образом, в самой повседневной жизни придворного общества. Разговор Сен-Симона с дофином — очень наглядный пример этому. Сегодня, как то видно всем, подобные качества требуются разве что от лиц, представляющих свою страну за рубежом, а также — все в большей мере — в переговорах крупных концернов или партий. Однако иерархически организованное «хорошее общество» соответственно своей специфической структуре, порождает и делает необходимыми эти свойства в более или менее ярко выраженной форме в каждом из принадлежащих к нему людей.

Анализ придворного общения позволяет понять с некоторой новой стороны обстоятельства, удивляющие стороннего наблюдателя. Человек из буржуазного общества, и в особенности немец, отметит, что в придворном обществе, и в испытавшем его сильное влияние французском обществе вообще, «как» в оценке поведения гораздо важнее, чем «что». Выше мы уже раскрыли с определенной стороны корни этого внимания к внешнему, к «как» в структуре этого общества. То, что мы называем «формальностью» или «формализмом», выражает примат соотнесенности всего того, что есть или случается, с возможностями лица получить тот или иной статус или власть, в его отношении к другим. В этом смысле такое поведение и акцентирование «как», неглубоко понимаемое нами как «формализм», представляются нам как нечто зеркально противоположное опредмечиванию или овеществлению в буржуазных нравах, где «что» важнее, чем «как», и — по крайней мере, довольно часто на словах — «вещь» значит все, а «лицо» и тем самым направленная на это лицо «форма» поведения — гораздо меньше.