Придворный. Часть 2 (СИ)

На следующий день судья разобрал дело. Неизвестных решил не штрафовать – буйства же не было. Что высекли… так они же объяснили за что. Газете выписали штраф в сто дукатов за неблагонамеренные выражения и закрыли на месяц по той же причине, предупредив о полном закрытии в случае выказывания неблагонадёжности.

К высеченному репортёру судья был суров, бегающих в непотребном виде по улицам, да ещё с голым удом, никто не хвалит. Штрафовать, правда, не стал. Присудил десять горячих и две недели отсидки в холодной. На первый раз хватит, сказал.

Коллеги из "Сплетницы" не поддержали пострадавшего, наоборот, переделали его псевдоним из "О. Перо" в "Ж. Перов" и не называли никак иначе. Они-то как раз хвалили дуэлянтов, а барона особенно. Привели мнение фельдшера, городового и двух родивших, во время посещения придворными Родительного дома, женщин. Льстили бабоньки безмерно. Про "тонкую душевную организацию" юного волшебника в той заметке и написали. Ещё про щедрость, вместе с хорошим отношением к простолюдинкам. Привели слова полицейского: "Да я, если б про нашу принцеску такое услышал, сразу дал бы в морду… если болтун не дворянин, конечно".

Бархатная Лапка из "Дамского Досуга" описала дуэль во всех подробностях. У неё тоже были брызги крови на мускулистом теле, голова, завёрнутая в окровавленную кружевную рубаху, блеск клинков и звон мечей, однако она описала и многое другое, не затронутое другими корреспондентами. Например, что в качестве извинения за своих людей великий герцог попросил руки обиженной девицы. И что он её получил! В следующем номере было обещано подробнейшим образом рассказать о приданом принцессы.

Далее шёл подробный разбор нарядов присутствующих. Анализ и краткий обзор драгоценностей. Приблизительный ценник наиболее выдающихся вещей. Потом вновь упоминался Тихий. Коротко вспоминалась история похищения конкубины и настоятельное предупреждение мамашам не оставлять дочерей без присмотра рядом с ним. Такой порывистый и непредсказуемый человек может наплевать на все авторитеты и увезти неопытную девицу прямиком в храм.

Надо признать, это предостережение мало кого испугало. В храм же увезёт, не в какой-нибудь вертеп. Глазки невинных девиц загорались огоньками в сладостных, мечтательных томлениях. Более знающие жизнь, представляли грандиознейшую выволочку от родителей, в случае отказа от предложения сбежать с бароном. Ещё бы! В храм, не спросив про приданое!

А некоторые замужние дамы вновь и вновь перечитывали романтическое описание дуэли, представляли кровь на железных мускулах, отрубленную голову в кружевах, и себя, получившую на балу крайне нескромное предложение от такого молоденького, но уже такого кровожадного юноши. Они заранее были готовы ему уступить, но только ради того, чтобы нежностью смягчить его храброе сердце и любовью растопить суровый нрав. Тут кстати вспоминались слухи про щедрость барона… На таком фоне законные супруги многих дам смотрелись бледновато. Просто никак не смотрелись.

Разрыв

После дуэли и последовавшей за ней, будем называть вещи своими именами, попойкой в офицерском собрании лейб-гвардейского кавалергардского конного полка, я узнал, что стал популярен в гвардии. Мне припомнили банкет, откуда офицеры Второго лейб-гвардейского полка инфантерии привезли в столицу правила соревнований по бутылболу. Теперь при встречах военные не просто пьют, а пьют осмысленно – охотятся на тигров или проходят питейную дистанцию.

Нас, вместе с другими дуэлянтами, усадили во главе стола, рядом с полковым командиром, чествовали как героев. Пили за самую прелестную жемчужину короны – за принцессу Лауру. За нас, понятно, тоже. За государя, как короля. На особицу, за него же, но уже как отца красавицы. Опять за принцессу, что было потом, помню смутно. Однако до кареты дошёл на своих ногах, я же магистр Жизни.

Приехал домой поздно, но не лёг спать, пока не рассказал о случившемся Мике. Она охала и ахала, однако всячески поддерживала Лауру. Та была к ней крайне добра, подарила милый кулончик, а какие-то иностранцы про принцессу посмели гадости говорить! Так им и надо!

Кстати, принимала конкубина меня в своей комнате. Она уже начала раскладывать приданое по шкафам, а заодно и украшать комнату привезёнными вещами. Прислуживала нам служанка из её родительского дома. Ещё сказала, что в городской усадьбе для конкубины выделили три комнаты и сейчас доверенные люди отца отделывают их. Мило покраснев, попросила прощения, что до сих пор не подарила подарок, положенный после первой ночи. Затем протянула весьма необычные чётки из двух дюжин бусин, крупных, природных, лишь чуть-чуть огранённых октаэдров, то есть правильных восьмигранников, благородной розовой шпинели.

На следующий день, когда я по обыкновению пришёл к сюзерену, был крайне удивлён её волнением.