Иду, никого не трогаю. С работы иду, уставшая. В наушниках, естественно. По собственному двору иду, вон уже и мой подъезд виднеется. И в этот момент с ужасом чувствую, как меня что-то одновременно сильно и мягко подталкивает под ноги. Я теряю равновесие, взмахиваю руками, а оно продолжает толкать – и я падаю назад.
На что-то гладкое и большое. И всё замирает.
Я выдернула из ушей беспроводные «капельки» и обернулась. Не резко, потому что вообще не понимала, что, мать вашу, происходит! И тут же поняла. Но не то чтобы всё.
В общем, меня, как куклу на свадебной машине, принял на капот какой-то темно-бордовый автомобиль. Красивый, блестящий. Я медленно, аккуратно, упираясь мгновенно вспотевшими ладонями в гладкую поверхность, сползла с капота, встала на трясущиеся ноги.
Господи, что это?! Он мне сигналил, а я не слышала?! Но это же не повод поддевать живого человека на капот! Да, я не получила никаких повреждений, удар, если это так можно назвать, был мягкий. Но зато инфаркт я чуть не выхватила – сердце до сих пор колотилось как сумасшедшее.
Темно-бордовая дверь медленно, как в фильме ужасов, открылась, и из машины вышел… Егор. Чёрт тебя дери, ты оставишь меня в покое когда-нибудь или нет?!
А он как ни в чем не бывало подошел ко мне и протянул что-то. Я это «что-то» машинально взяла. Эта оказалась бутылка шампанского. Кажется, какого-то хорошего шампанского, впрочем, я в шампанском не слишком сильно разбираюсь, да и зрение у меня почему-то внезапно расфокусировалось.
– Это тебе, Леся. Спасибо еще раз за то, что ты меня выручила.
Я переводила взгляд с шампанского на человека и обратно. У него инстинкт самосохранения, похоже, напрочь отсутствует, да?
– Что? – непонимающе поднял брови Егор.
Всё же какие-то выводы из моего молчания он сделать смог.
– Ты не любишь шампанское? Скажи, что ты любишь – куплю.
Я шумно выдохнула, а потом резко замахнулась бутылкой над темно-бордовым капотом, на котором недавно сидела.
– А ты любишь шампанское? А твоя тачка?
Я замахнулась, конечно, больше для вида, но реакция у Егора оказалась будь здоров. И бутылку он у меня молниеносно выхватил.
– Ладно-ладно, я понял! – Он для надёжности спрятал руку с бутылкой за спину. – Слушай, ну ты чего такая… злая?
Похоже, у него это любимая фраза.
– А ты, наверное, добрый! Ты меня машиной сбил!
– Ты чего, Леся? – Он удивился еще больше. – Я же тебя аккуратно, нежненько…
Вот ровно те же самые слова говорил мне мой первый парень, засовывая руку в мои трусы!
– Ага, на полшишечки!
– Лесь! – Егор, в отличие от моего брата Славки, был явно не мастак объясняться с девушками. Он даже слегонца порозовел. – Ты что? Я же хотел тебя это… отблагодарить!
Обалдеть!
– Хочешь отблагодарить?
– Ну.
– Тогда исчезни из моей жизни и больше не появляйся! Никогда! Понял?
– Понял.
Спину скрутило внезапно и первый раз в жизни.
В ванной я нагнулся за упавшим полотенцем, а разогнуться не смог. Так и стоял скрюченный и голый. Стоял и думал. В таком положении, оказывается, в голову приходят исключительно умные мысли. Например, о том, что это всё явно следствие сидячего образа жизни, а на спортзал я теперь забил. Зря забил. Еще подумалось о том – запоздало, конечно, подумалось, – что какую-нибудь гимнастику на полчаса можно и дома было бы делать, без тренажерного зала. Я дал себе обещание, что буду эту гимнастику делать. И что стресс, наверное, тоже так может проявиться. Хотя пора бы уже о нем забыть. Интересно, а вот если бы меня сейчас увидели мои дятлы, то уж они бы оторвались по полной программе над Отче. Нет, правда, нужно как-то выходить из скрюченного положения! Я, медленно дыша носом, потихоньку разогнулся и доковылял до дивана. Взял телефон и принялся писать Антону. Больше по такому вопросу мне обратиться было не к кому.
Антоха надо мной поржал для начала, и я его за это не осуждал. Почти. Поржать над ближним – дело святое. А потом Антон выдал мне телефон правильного доктора. Я тут же позвонил – и тут мне повезло. Доктор согласился принять меня вотпрямщас. В смысле: «Вы через час подъехать сможете, Егор Юрьевич? У меня окно». Егор Юрьевич сказал, что сможет, и пошел собирать себя и волю в кулак, предварительно выпив таблетку обезболивающего. Ни хрена она не помогла, так-то. Я доехал на морально-волевых, но, надо сказать, управление машиной худо-бедно, но отвлекало. Правда, в правую ногу периодически простреливало из поясницы, но в эти моменты я себе говорил с противной глумливой интонацией: «Вот такая она, старость, Отче, вот такая». Помогало.
Доктор оказался крупногабаритным дядечкой с седыми висками, флегматичным голосом и убойным чувством юмора. Он под мои стоны и сопение покрутил меня в разные стороны, а потом, аккуратно поправив профессорские очки, сказал, что, ежели я не возражаю, то он бы рекомендовал блокаду. Я не возражал. И спустя пятнадцать минут мне так полегчало, что я от восторга чуть не обоссался.