Приемное отделение

— Все эти мужики, которые на первый взгляд «эх», в смысле женского полу очень даже «ух», — возразил супруг. — Взять хотя бы нашего Кузьмина. Его уже начальник кастрировать пообещал, потому что человек и сам не работает, и половине женского коллектива не дает.

— Уволить как-то гуманнее.

— Уволить нельзя. Они с начальником кореши не-разлей-вода. — Супруг потер друг о друга указательные пальцы, наглядно демонстрируя степень близости начальника с незнакомым Надежде Тимофеевне Кузьминым. — Вместе погранучилище заканчивали, потом вместе в Таджикистане служили. Друзей увольнять нельзя…

Немая сцена, невольной свидетельницей которой стала Надежда Тимофеевна, длилась около минуты. Затем Алексей Иванович опустил руку и отошел от стола на пару шагов, а Ольга Борисовна зло сказала:

— А вы, Алексей Иванович, ловкач! Сами доведете, сами же успокаивать кидаетесь. Это вас в Кошкине вашем научили так четко клинья к одиноким женщинам подбивать?

Она прекрасно понимала, что говорит несправедливые слова, но ничего не могла поделать. Хотелось быть несправедливой, гадкой, и пусть ее все ненавидят, хотелось выйти одной против всего человечества, расставить ноги пошире, упереть руки в бока, смачно сплюнуть наземь, прищуриться и спросить: «Ну, кто здесь самый смелый? Выходи!»

В данный момент в роли всего человечества выступал доктор Боткин. Ему Ольга Борисовна все и высказала. Начала с подбивания клиньев, затем перешла на то, что нечего жалеть тех, кто не нуждается в жалости, а закончила напоминанием относительно того, что в рабочее время надо работать. Дежурного доктора заждались пациенты, нечего ему торчать без дела в кабинете заведующей.

Боткин слушал молча, только головой покачивал, словно удивляясь. «Удивляйся, удивляйся», — злорадно думала Ольга Борисовна, выдавая очередную колкую гадость. Перед тем как уйти, он спокойно и мягко сказал:

— Я приехал из города Мышкина, Ольга Борисовна. Вы запишите, пожалуйста, если запомнить не можете. Мышкин, а не Кошкин. Это игра такая есть — «кошки-мышки».

И ушел, тихонечко притворив за собой дверь.

Ольга Борисовна посидела немного в кабинете, а когда поняла, что успокоилась окончательно, умылась, заново накрасилась, переоделась и ушла домой на двадцать минут раньше положенного. По дороге заскочила в супермаркет и купила полулитровую бутылку виски, а на закуску к ней несколько лоточков с мясными нарезками и пачку ржаных хлебцев. Ржаные хлебцы с какой-нибудь копченостью, по мнению Ольги Борисовны, как нельзя лучше подходили под виски.

За вечер под сериалы, которые хороши тем, что совершенно не напрягают, «уговорилось» граммов триста. Под конец не думалось ни о том, насколько несправедливо устроен этот мир, ни об удачливой Светке, ни о хлопотной и неблагодарной работе. Вообще ни о чем не думалось, хотелось лечь спать пораньше. Спала Ольга Борисовна хорошо, крепким и безмятежным сном праведницы. Утром, несмотря на свое вечернее пьянство, проснулась бодрой и свежей, потому что хорошо выспалась и виски был из дорогих, качественный. Придя на работу, она общалась с Боткиным как обычно — ровно и сдержанно. Он тоже вел себя как обычно, словно никакого инцидента вчера не было, только старался не встречаться с Ольгой Борисовной взглядом.

Надежда Тимофеевна ждала дальнейшего развития событий. Она была уверена в том, что события непременно станут развиваться, медленно или быстро, но — развиваться. Жаль только, что пари заключить ей было не с кем.

Санэпидпозор

«На то и щука в море, чтоб карась не дремал», — гласит народная мудрость. Разумеется, караси и щуки живут в пресной воде, так что слово «море» здесь употреблено образно, но не в нем дело, а в щуках и карасях, точнее — в санитарно-эпидемиологическом надзоре и тех, за кем надзирают.

Как ни переименовывают органы, осуществляющие санитарно-эпидемиологический надзор, в быту их называют коротким и звучным словом «СЭС» — аббревиатурой от «санитарно-эпидемиологическая станция».

«К нам едет СЭС!» — сообщают главные врачи или их заместители на пятиминутках. «К нам едет СЭС!» — разносится по учреждениям скорбная весть. Почему скорбная? Да потому, что нарушения можно найти и в самом идеальном учреждении, а нарушения — это акты, выговоры, лишение премий, а нередко и увольнения. Увольнение — это еще не крайняя, то есть не высшая мера, положенная за нарушение санитарно-эпидемиологического режима, кое за что предусмотрена и уголовная ответственность.

Неудивительно, что к санитарно-эпидемиологическим проверкам тщательно готовятся.

Неудивительно, что окончание этих проверок нередко празднуют в узком рабочем кругу.