Приемное отделение

— Мы ж здоровые люди! — говорила Мария Егоровна, легонько ударяя пухлым кулаком по своей необъятной груди. — Нам диеты не нужны! А вот им (имелись в виду больные) холестерин и жиры — просто яд!

Один больной из эндокринологии, человек въедливый и кляузный, утверждал, что в следственных изоляторах кормят гораздо сытнее, нежели в шестьдесят пятой клинической больнице.

После вкусного и сытного обеда лень заниматься определением фактического выхода порций. Взвешивать кастрюли с котлами, вычитать вес тары, делить на количество заказанных порций, взвешивать битки с котлетами… Мария Егоровна лучше знает, что да как, ведь кухня, в конце концов, ее вотчина. Больничный врач-диетолог Полина Марковна в практические дела пищеблока не вникала, Полина Марковна вообще жила по принципу: «Ах, отстаньте и не трогайте меня, пожалуйста!» Подготовка документации по организации лечебного питания, санитарно-просветительная деятельность и консультации изнуряли Полину Марковну настолько, что проверять качество продуктов при их поступлении, контролировать правильность хранения запасов и осуществлять контроль за правильностью закладки продуктов питания при приготовлении блюд ей было уже невмоготу. Да и незачем, потому что есть Мария Егоровна, которая делает все как надо. Вне всякого сомнения, играл свою роль и увесистый пакет с провизией, который врач-диетолог ежедневно, незадолго до ухода домой, получала от диетсестры. Доброе отношение и кошке приятно, а человеку и подавно. В больнице Марию Егоровну большей частью уважали, а кто не уважал — тот побаивался. В гневе она представала истинной валькирией, разила своим копьем, то есть языком, налево и направо и никогда не забывала обид.

Нового врача приемного отделения, как и полагалось, представили коллективу на пятиминутке. День оказался урожайным на пополнение — сразу четыре врача: по одному в приемном отделении, в терапии, в гнойной хирургии и в неврологии.

Алексей Иванович в многолюдном больничном конференц-зале с непривычки растерялся. Да тут еще при упоминании Викторией Васильевной города Мышкина некоторые сотрудники откровенно заулыбались — не иначе как успели там побывать. Алексей Иванович поулыбался в ответ, это у него хорошо получалось — улыбаться, ответил на вопрос старшей сестры кризисного отделения Фалалеевой: «А вы, доктор, не из тех самых Боткиных будете?» и сел. Во время церемонии представления Алексей Иванович держал руки в карманах халата, поэтому по залу прокатился шепоток: «Женат? Не женат?» Шепоток, докатился до старшей сестры приемного отделения, сидевшей во втором ряду, и отхлынул радостной волной: «Не женат!» С разных концов зала доктор Боткин был немедленно обстрелян игривыми взглядами. Взгляды сопровождались не менее игривыми улыбками. Неискушенный в правилах столичного флирта доктор из Мышкина покраснел и как-то весь сжался. Улыбки показались ему не игривыми, а ехидными. В Мышкине флиртовали и выказывали расположение иначе, не пялясь глазами на объект, что вообще считалось крайне невежливым. Следовало улучить минутку, когда вокруг никого не было (публичное выражение не только чувств, но и интереса к кому-то еще не укоренилось повсеместно в российской провинции), и предложить прогуляться по набережной. Если это предложение принималось, то во время прогулки высказывалось следующее — посидеть на лавочке и полюбоваться видом на Волгу, пусть даже и замерзшую, если дело было зимой. Если принималось и это предложение, то можно было приступать к объяснениям и признаниям. А так, чтобы утром, на пятиминутке, глазами стрелять…

— Какой он мимимишная няшечка! — восхитилась невропатолог Инютина, знойная одинокая женщина в самом расцвете лет. — Сразу видно — скромный мужчина, не нахал какой-нибудь!

— Скромному в приемном отделении делать нечего, — ответил уролог Сальников, которого язва двенадцатиперстной кишки и редкое по нашим временам отчество Харитонович, всячески переиначиваемое тугими на ухо пациентами, сделали ворчливым мизантропом. — В приемном выживают только церберы вроде Сычихи.

Заведующая терапевтическим приемным отделением Ольга Борисовна Сыч, она же «Сычиха», сидела в первом ряду, прямо напротив Виктории Васильевны. Когда представляли Боткина, она не обернулась, словно и не из ее отделения был он. Ничего личного — просто незачем оборачиваться. Ольга Борисовна была прагматичной рационалисткой, то есть делала только то, что ей нужно и выгодно. В качестве исключения из этого правила иногда ей приходилось делать то, к чему ее вынуждало начальство.