Приемные дети войны

— А отсюда мы сможем поддержать наших ребят?

— Без ювелирной регогносцировки — пустое дело!

— Есть идея! — сказал старшина Ханыков. — Но…

— Чего "но"? Не тяни, сказано ведь "срочно нужна огневая поддержка!" — недовольно проворчал капитан Шабалов, после возвращения из госпиталя часто пребывающий теперь в каком-то взвинченном состоянии.

Старшина пояснил:

— Места эти мне знакомы. Перед самой войной я был здесь комендантом спортивно-стрелкового полигона чемпионов Белоруссии среди школьников. Пацаны готовились к первенству Советского Союза. 1 сентября, в Международный юношеский день, наши снайперы должны были выступать в Москве. Но началась война, пришли немцы, и я вывел пацанов к партизанам, потом и на Большую землю.

— Короче!

— Выводил через болото — вон то! — указал вправо от ручья.

— Ну?

— Там до концлагеря весь путь — с воробьиный скок. Но…

— Опять "но"?

— Товарищ капитан, — засопел от обиды Ханыков. — Но там — только со слегой да с легким вооружением.

— А тебе — что? Танки подавай?

— Рация! — напомнил Ханыков. — С ней утянет на дно. Трясина.

Володя, будто что-то вспомнив, хлопнул себя по лбу.

— Болотопы!

— Что-что?

— Болотопы! Это… Это такие плоские штуковины, фанерки или днища плетеных корзин. Цепляют их на ноги, и айда по болоту. Соорудим болотоп для рации и юзом протащим ее на ту сторону. Пять минут работы. А?

— Пятерка за сообразительность! — откликнулся старшина Ханыков.

— Действуйте! — приказал капитан.

6

Сторожевые вышки, прикрытые бронещитами, контролировали местность, не давали поднять голову.

К утру бой мало-помалу затихал. У партизан не хватало сил, чтобы штурмом ворваться в лагерь.

Одиночные выстрелы снайперской винтовки сменялись короткими автоматными очередями.

После каждого передергивания затвора Гриша Кобрин подолгу дышал в совочек ладоней, чтобы отогреть пальцы, и вновь старательно выискивал очередную цель.

Вася Гуржий чертыхался, понимая, что без пользы тратит боезапас.

Коля Вербовский, снаряжая отцовский именной наган патронами, негромко напевал:

Мы где-то там, у линии победы.

Но где она узнать не суждено.

— Не колдуй по нашу душу! — прервал его Гриша. — Это вон тому немаку не суждено узнать.

Прицелился и пальнул.

— Ну?

— Я же говорил: не суждено узнать. А мы еще повоюем и после победы. Дай только добраться до Берлина.

— У тебя ноги длинные, доберешься, — неопределенно заметил Вася. — А мне бы домой, к маме, в Славянск.

— Сначала на Большую землю! Славянск — потом, — с вполне уловимой долей зависти сказал Коля. — За вами, лагерниками, специальный самолет выслали. Говорят, вас еще в кино будут показывать, в "Новостях дня".

— Нужно мне это кино! Я к маме хочу!

7

Получасовое блуждание по болоту — и разведчики, словно водяные, выбрались из трясины, двинулись к опушке леса, возле концлагеря. Нестройная пальба вывела их в расположение партизан, залегших вдоль колючей проволоки.

— Да, без бога войны им не сладить, — оценив ситуацию, сказал старшина Ханыков.

— Сторожевые вышки! — вставил Володя.

— Они самые, гады!

— Сколько, думаешь, до них?

— Метров триста.

— А как у тебя с глазомером, Володя?

— Не жалуюсь.

— Тогда бери радиста и двигай… — Ханыков осмотрелся. — А вон туда. Видишь парня со снайперской винтовкой?

— Вижу!

— К нему и двигай. Он тебе в случае чего глазомер подправит своим оптическим прицелом. Не ошибешься.

— Разрешите выполнять?

— Выполняй! А я к командиру отряда.

Володя оглянулся на радиста:

— Миша! За мной!

Не ускоряя шага, Сажаров протянул ему телефонную трубку, которую вынул из бокового кармашка чехла.

— Капитан Шабалов! Просит координаты!

— Днепр! Днепр! — начал Володя. — Я Волга. Мы на месте, координаты…

Он поправил ремень автомата, натирающий шею, и поспешил навстречу ребятам, ожидающим его у колючей проволоки…

Что было после…

Володе Гарновскому, вернее, прототипу моего литературного героя Владимиру Тарновскому, дошедшему с боями до Берлина и расписавшемуся на рейхстаге, так и не довелось стать офицером. В суворовское училище, несмотря на рекомендации командования и боевые награды — орден Славы, орден Красной Звезды и три медали, — его не зачислили. Сослались на смехотворную причину: отсутствие табеля об окончании начальной школы — четырех классов.

Как тут докажешь неуступчивым кадровикам из приемной комиссии, что на войну уходят без учебников и тетрадок, без дневника и табеля. На войну уходят, чтобы бить фашистов, а не сидеть за партой.

Пришлось возвращаться в Славянск, на пепелище, и восстанавливать документы. В Славянске он получил аттестат зрелости. Затем уехал в Одессу. Учился в Институте инженеров водного транспорта. По окончании был распределен в Ригу инженером на судоремонтный завод ММФ. (Там я, работая журналистом в газете "Латвийский моряк", и познакомился с ним.)

Вася Гуржий?

С Васей вышла беда. Какая-то ошибка по юридической части вывернула его жизнь наизнанку, и он вновь попал за колючую проволоку. Где-то в документах у казенных людей с черствым сердцем значилось, что во время оккупации он сдавал кровь для немецкой армии.