Приемный покой

Дрожащим голосочком протараторила с листочка отчёт молоденькая акушерка приёмного покоя. Спокойно зачитала журнал родов главная повитуха смены физиологического родзала. Звонкоголосая Лось отчиталась по обсервационному родзалу. Доложила об ответственных беременных отделения патологии хриплым голосом молодящаяся девушка средних лет, бывшая за крепким мужем и работавшая скорее от скуки, чем от нужды или по призванию. Беспрестанно зевая, равнодушно пробубнила о состоянии дел на этаже послеродовая акушерка. Затем скороговоркой рассказала, что творится в обсервационных эмпиреях, тамошняя средняя медработница. Пропищали вести об истекших двадцати четырёх часах детские сёстры. И наконец, синяя от ужаса перед и.о. начмеда медицинская сестра отделения гинекологии пролепетала, сколько абортов и операций там было выполнено.

Что говорить – люди не меняются. Лишь, говоря на профессиональном сленге, ротируются. Как „яблочко по тарелочке“. И лишь тарелочка из века в век показывает приблизительно одни и те же картинки: скандальное бабьё, мужиков-сплетников, несчастных юродивых, злых шутов, добрых царей, незамужних похотливых принцесс и остервенелых климактерических королев. И стоит ли говорить о том, что люди не меняются? Если ты „посередине этого разгула“ уже давно как рыба в воде, а, Евгений Иванович?..

Светлана Анатольевна отпустила всех по рабочим местам.

– Евгений Иванович, зайдите ко мне в кабинет!

– Хорошо, Светлана Анатольевна. Только в интенсивную палату зайду.

Физическое состояние Маргариты Вересовой было стабильное. На языке официальных медицинских документов „удовлетворительное“. В лечебных учреждениях человеку не бывает „хорошо“ или „плохо“. Там его состояние оценивается по шкале с отметками „удовлетворительное“, „средней тяжести“, „тяжелое“ и „крайне тяжёлое“.

Анестезиолог был жизненными показателями пациентки удовлетворён и более держать её под пристальным, интенсивным наблюдением нужды не видел.

– Маргарита, в течение дня вас переведут на этаж – в послеродовое обсервационного отделения.

– Доктор… – она помедлила. – Ему не было больно?

Евгений Иванович, естественно, понял, о ком шла речь.

– Нет. Он был уже мёртв.

– А до того?

– Маргарита, вы помните, как вы рождались? Вам было больно?

– Нет, но вот там… там мне говорили, что мы всё помним и всё чувствуем и… – Она расплакалась. – Я не знаю, как с этим жить дальше. Он мальчик… был? – Последнее слово далось ей с видимым трудом.

– Да. Маргарита, всё, что я могу вам посоветовать, как врач, это успокоиться и дать организму некоторое время окончательно прийти в себя. А как человек – найти хорошего психолога. Или хорошего священника. Что, по сути, – одно и то же. Ключевое слово: „хороший“. Слава богу, в жизни оно иногда имеет реальные воплощения. Любой из нас вправе на это рассчитывать. Так что всё, что от вас требуется, – это воспользоваться этим правом. Вы ещё молоды – вам и карты в руки.

– Может быть, его ещё можно было спасти?

– Вы, к сожалению, не слушаете меня. И это можно понять. А я, к сожалению, не умею воскрешать из мёртвых. И знаете – это понять, и тем более принять, сложнее. Осознайте факт, что он был мёртв, когда вы поступили в родильный дом. Как долго он был мёртв, я сказать точно не могу. Но когда ваш муж привёз вас в приёмный покой, плод, – он намеренно избежал слова „ребёнок“, – был окончательно и необратимо мёртв. Если вы хотите искать виноватых – здесь их нет. Если вы хотите решить проблему – я вам помогу, насколько смогу. Принимайте, пожалуйста, всю положенную терапию. Ходите на обработку влагалища и швов промежности. Если будут вопросы – обращайтесь к лечащему врачу или непосредственно ко мне, заведующему отделением.

Женщина отвернулась, продолжая всхлипывать.