Приемный

Пятнадцать минут назад мы проехали пропускной пункт между Бетонкой и Заводским, а меня все ещё потряхивало. Одно дело слушать убеждения, что всё будет хорошо, и совсем другое – видеть через окно полицейского, который запросто может задержать тебя без документов, а затем пробить по базе и узнать обо мне малюсенький секретик. Как бы он поступил, узнав, что шестнадцатилетний пацан в машине подозревается в жестоком убийстве и что за его голову обещают награду в сто тысяч?

К счастью, всё сработало именно так, как мне обещали. Знакомый Тараса по кличке Соха остановился перед шлагбаумом и протянул дежурному свои документы. Тот вытащил сложенную стопку купюр и пожелал счастливой дороги. Через полчаса мы въехали в знакомый двор и остановились возле знакомого подъезда.

– Встану где-нибудь во дворе, – сказал Соха. – Оплата за ожидание по тарифу.

– Без проблем, – ответил Тарас. – Если что-то поменяется, я наберу.

– Идёт.

– Выходим? – Тарас повернулся ко мне.

– Да, – я открыл дверь и первым вышел из машины. – Вот этот подъезд!

Судя по увиденному далее, схема проникать в чужие подъезды была отработана пацанами до автоматизма. Желудь вызвал первую попавшуюся квартиру и жалостливым голосом мальчика попросил открыть дверь. Получилось очень убедительно, и для себя я решил, что точно впустил бы беднягу, но так считали не все. В первой квартире мальчику посоветовали позвонить к себе домой; во второй – послушали и положили трубку; в третьей – послали в задницу. Желудь оказался упёртым. Открыли в четвёртой.

Оплавленная кнопка лифта, дребезжание раздвижных дверей, рывки старых канатов и победный «бздиньк!» – мы на седьмом этаже. Вонь мусоропровода никуда не делась, и я на секунду подумал, что вернулся домой.

Будь у меня телефон или хотя бы номер из списка контактов, мы бы позвонили Сергею и послушали через дверь – внутри ли он. Телефона не было. Пришлось звонить в звонок.

На передовой снова оказался Желудь. Поправил кофту, зачесал набок чёлку и нажал кнопку, а мы прижались к стене. Двадцать секунд ожидания – тишина. Ещё один звонок. Тридцать секунд ожидания – ни звука. Третий и последний звонок – глухо.

– Ну, нет так нет, – сказал Тарас и опустил к земле руку, после чего из рукава выскочила монтировка.

Откуда Карате достал свою монтировку, я не заметил. Не прошло и десяти секунд, как они подступили к двери и принялись подковыривать, оттягивать, заламывать и проталкивать глубже. Нам с Желудем оставалось лишь загораживать спинами обзор из соседнего глазка и громко разговаривать, заглушая скрипы и хрусты.

На подготовительные работы ушло три минуты. Я выглянул из-за спины Карате и увидел нашпигованные по всему периметру двери колышки. Четыре руки одновременно подсветились красным. Послышались скрежет и железный хруст, после чего дверь открылась.

Стоило мне переступить порог, как я понял, что мы побывали внутри не первыми. Всё то, что раньше хотя бы отчасти стояло на своих местах, сейчас было разбросано, перевёрнуто и выпотрошено.

Прихожая выглядела ещё более или менее (распахнутые двери шкафа и одежда на полу), а вот в зале творился хаос. Перевёрнутая мебель, разбросанные документы, выдвижные ящики, оборванные шторы, пара выпотрошенных синтепоновых подушек.

– Опоздали, – сказал Тарас и вошёл в центр зала. Подцепил монтировкой ближайший ящик и откинул его в сторону. – Есть идеи, что здесь случилось?

– Не особо, – ответил я, разглядывая новый стеклянный столик взамен того, который я разбил головой Сергея.

– Эй, пацаны! – крикнул Желудь из соседней комнаты. – Сюда!

Комната Сергея выглядела лучше, чем зал. Казалось, что после обыска в ней навели порядок: поставили на место мебель, сгребли мусор в угол. Впрочем, Желудь позвал нас не за этим. Посредине комнаты стояло кресло, а в нём сидел Сергей…

Причём вряд ли мёртвого человека часто назовёшь сидящим. Во всяком случае, из того, что я видел в фильмах, обычно они сползают, растекаются и опускают подбородок на грудь. Удивительно, но Сергей сидел ровно. Руки лежали на подлокотниках, прямая спина не касалась спинки, подбородок немного задирался кверху, будто он собирался что-то сказать. Хотя я сомневался, что у него получилось бы издать звук со сквозными трещинами в голове.

Подобное я видел впервые. Его лицо покрывали чёрные ломаные полосы, в расщелинах которых виднелись осколки лицевых костей. Причём, несмотря на столь чудовищные травмы, вокруг не было крови. И ладно бы не нашлось свежих пятен, так ведь не было и старых – засохших на одежде или коже. Вместо глазных яблок на меня смотрели два чёрных котлована. Они походили на выжженные кострища, в которых долгое время тлели угли, пока не остыли и не рассыпались пеплом.

– Что тут за херня случилась?! – спросил Желудь.

– Не пахнет, – тихо сказал Карате.

И ведь действительно. Не похоже было, что он умер недавно, вероятнее – несколько дней назад. В теплом помещении плоть должна была гнить, но в комнате пахло пепельницей и другими бытовыми запахами.

– Током поджарили или что?! – вновь подал голос Желудь.