Приемный

– Не спеши! – приятель по комнате Никитос встал в проёме двери и скрестил на груди руки. От него я такой подставы не ожидал, как-никак жили вместе…

* * *

К вечеру моё лицо распухло и посинело. Ныли гематомы на руках и рёбрах, чесались ручейки засохшей крови под носом и на бороде. В окно светила луна. Я лежал и умиротворённо думал, стоит ли придушить храпящего Никитоса подушкой, чтобы засранец не нарушал мою идиллию? Лунный свет падал на пол, освещая обломки стола и ошмётки той немногочисленной одежды, которую в приступе истерического хохота рвал Окурок. Я лежал на кровати и мял бумажку с номером. Единственное сомнение, которое меня терзало – позвонить Сергею прямо сейчас или дождаться утра.

Мы поговорили двадцать минут. Я таки задал вопрос «почему я?» и услышал правильный ответ. Он выбрал меня, потому что я Бракованный. От такого ответа в горле встал ком размером с грейпфрут. Не очень-то приятно становиться частью чьей-то семьи, только потому что ты неполноценный. С другой стороны, будучи оптимистом, я отыскал в этом ответе и хорошее. По крайней мере, во всей той бессмыслице и абсурде, который творил Сергей, появилась логика. Жалость так жалость, лишь бы подальше отсюда.

Утром Сергей позвонил сам и сказал, что готов забрать меня завтра. Не через неделю. Не через месяц или пару месяцев. А завтра!

– Разве это делается так быстро? – засомневался я.

– Не ссы, у меня есть знакомые, которые всё сделают. Нужно только твоё согласие.

– Хорошо. Я согласен.

Следующим утром, стоя на крыльце интерната рядом с воспитательницей Катей, я отправил Окурку сообщение. Обозвал его недобитым бычком из губ сифилисной проститутки и пожелал сдохнуть от рака в заднице. Мысленно я представил, как он мечется по корпусу и мечтает что-нибудь мне сломать. Настроение приподнялось. Я расщедрился и послал вдогонку улыбающуюся какашку.

– Кому пишешь? – спросила Катя.

– Да так, – я убрал телефон.

– Помнишь, что я тебе сказала?

– Конечно.

– Мы, как воспитатели, продолжаем нести за тебя ответственность. Если что-то не понравится или покажется странным, сразу звони мне! Хорошо?

– Обязательно.

– Ты не обязан оставаться в семье, потому что этого хочет твой приёмный отец.

– Я понял. Спасибо. – В руке завибрировал телефон, и я вскользь посмотрел на безграмотное сообщение от Окурка. Кажется, тот собирался меня убить. – Если что-то пойдёт не так, я звоню вам, и интернатовский спецназ в лице капитана Кати, сержанта Ларисы Андреевны и прапорщика тети Нади вытащит меня из пекла.

– Удачи, Данил.

– Спасибо и… прощайте, – я улыбнулся Кате, соскочил с лестницы и пошёл навстречу Сергею.

Увидев меня, отец… Сергей, обрадовался. Пожал руку, похлопал по спине и поздоровался с Катей. Воспитательница, как и я, не особо вдохновилась простотой и легкомыслием Сергея. Потому десять раз и повторила о шагах поведении при неблагоприятном усыновлении.

С одной стороны, она была за меня рада. Воспитатели хоть и не вмешивались в нашу жизнь, но прекрасно знали о происходящем в стенах. С другой – только слепой дурак не назвал бы Сергея странным. Может, не самого мужчину, но ситуацию с усыновлением.

Катя ответила ему приподнятыми уголками губ и приложила воображаемый телефон к уху, посмотрев на меня. Мы прошли через ворота и свернули на ближайшей улице налево. На парковке нас ждал простенький серый седан. Причем снаружи он выглядел лучше, чем внутри. В салоне пахло сигаретами и какой-то химией. На чехлах зияли множественные прожжённые дырки.

Ребята из интерната не часто ездили по городу. А если нас и возили, то по заученным до тошноты дорогам. Путь в городской концертный зал, дорога к аквапарку, пешая прогулка к кинотеатру. В остальном город был для нас закрыт. Разумеется, пацанов не останавливал полутораметровый забор и вечно спящий сторож Лёня, но многие сами не решались туда соваться. Прошло восемьдесят лет после окончания Мировой гражданской войны, но её последствия по-прежнему отражались на наших жизнях. Быть в городе одному – небезопасно.

Мы ехали по новой для меня дороге, а потому я наглухо прилип к окну. Я постоянно пользовался интернетом, читал статьи, смотрел какие-то видеоролики и был подписан на пару блогеров-путешественников. Для меня не стало открытием, что мир за пределами интерната большой, но видеть его своими глазами было… иначе.

Сергей жил в одиннадцатиэтажном доме в густозаселенном спальном районе далеко от центра. Припарковав машину на газоне, он познакомил меня с двором:

– Это наш двор!

– Ясно, – ответил я, глядя на детскую площадку с качелями, которые со всех сторон припёрли запаркованные тачки.

– Это наш подъезд! – показал Сергей на обшарпанную бетонную коробку.

– Ясно.

– Пошли!

Мы поднялись на седьмой этаж, через вонь от мусоропровода пробились к коричневой двери с номером 121. С самого первого взгляда я различил наспех сделанную уборку. Возможно, привычка у Сергея осталась ещё с интерната, потому как свои уборки мы проводили так же. Пыль – под ковёр, одежду – в шкаф, посуду – в раковину, мусор – в урну. Пять минут, и комната сияет чистотой. По крайней мере, мы хотели так думать.