Приемыш обезьяны

Мало-помалу он привык к непонятным шумам и странным обычаям цивилизованного поселка, и никто не мог бы подумать, что этот красивый француз в безупречном белом костюме, смеявшийся и болтающий с самыми веселыми из них, еще два месяца тому назад мчался нагишом через листву первобытных деревьев, нападая на неосмотрительную жертву и пожирая ее сырьем!

С ножом и вилкой, которые он так презрительно отбросил месяц тому назад, Тарзан обращался теперь столь же изысканно, как и сам д'Арно.

Он был необычайно способным учеником, и молодой француз упорно работал над быстрым превращением Тарзана, приемыша обезьян, в совершенного джентльмена в отношении манер и речи.

– Бог создал вас джентльменом в душе, мой друг, – сказал д'Арно, – но нужно, чтобы это проявилось и во внешности вашей.

Как только они добрались до маленького порта, д'Арно известил по телеграфу свое правительство о том, что он невредим, и просил о трехмесячном отпуске, который и был ему дан.

Он протелеграфировал также и своим банкирам о высылке денег. Но обоих друзей сердило вынужденное бездействие в продолжение целого месяца, происходившее от невозможности раньше зафрахтовать судно для возвращения Тарзана за кладом.

Во время их пребывания в прибрежном городе, личность мосье Тарзана сделалась предметом удивления и белых и черных из-за нескольких происшествий, казавшихся ему самому вздорными пустяками.

Однажды огромный негр, допившийся до белой горячки, терроризировал весь город, пока не забрел на свое горе на веранду гостиницы, где, небрежно облокотившись, сидел черноволосый французский гигант.

Негр поднялся, размахивая ножом, по широким ступеням и набросился на компанию из четырех мужчин, которые, сидя за столиком, прихлебывали неизбежный абсент.

Все четверо убежали со всех ног с испуганными криками, и тогда негр заметил Тарзана. Он с ревом набросился на обезьяну-человека, и сотни глаз устремились на Тарзана, чтобы быть свидетелями, как гигантский негр зарежет бедного француза.

Тарзан встретил нападение с вызывающей улыбкой, которою радость сражения всегда украшала его уста.

Когда негр на него бросился, стальные мускулы схватили черную кисть руки с занесенным ножом. Одно быстрое усилие – и рука осталась висеть с переломленными костями.

От боли и изумления чернокожий мгновенно отрезвел, и когда Тарзан спокойно опустился в свое кресло, негр с пронзительным воплем кинулся со всех ног к своему родному поселку.

В другой раз Тарзан и д'Арно сидели за обедом с несколькими другими белыми. Речь зашла о львах и об охоте за львами.

Мнения разделились насчет храбрости царя зверей; некоторые утверждали, что лев – отъявленный трус, но все соглашались, что когда ночью около лагеря раздается рев монарха джунглей, то они испытывают чувство безопасности, только хватаясь за скорострельные ружья.

Д'Арно и Тарзан заранее условились, что прошлое Тарзана должно сохраняться в тайне, и кроме французского офицера никто не знал о близком знакомстве Тарзана с лесными зверями.

– Мосье Тарзан еще не высказал своего мнения, – промолвил один из собеседников. – Человек с такими данными, как у него, и который провел, как я слышал, некоторое время в Африке, непременно должен был так или иначе столкнуться со львами, не так ли?

– Да, – сухо ответил Тарзан. – Столкнулся настолько, чтобы знать, что каждый из вас прав в своих суждениях о львах, которые вам повстречались; но с таким же успехом можно судить и о чернокожих по тому негру, который взбесился здесь на прошлой неделе, или решить сплеча, что все белые – трусы, встретив одного трусливого европейца. Среди низших пород, джентльмены, столько же индивидуальностей, сколько и среди нас самих. Сегодня вы можете натолкнуться на льва с более чем робким нравом, – он убежит от вас. Завтра вы нарветесь на его дядю, или даже на его братца-близнеца, и друзья ваши будут удивляться, почему вы не возвращаетесь из джунглей. Лично же я всегда заранее предполагаю, что лев свиреп, и всегда держусь настороже.

– Охота представляла бы немного удовольствия, – возразил первый говоривший, – если бы охотник боялся дичи, за которой охотился!

Д'Арно улыбнулся: Тарзан боится!

– Я не вполне разумею, что вы хотите сказать словом страх, – заявил Тарзан: – Как и львы, страх тоже различен у различных людей. Но для меня единственное удовольствие охоты заключается в сознании, что дичь моя настолько же опасна для меня, насколько я сам опасен для нее. Если бы я отправился на охоту за львами с двумя скорострельными ружьями, с носильщиком, и двадцатью загонщиками, мне думалось бы, что у льва слишком мало шансов, и мое удовольствие в охоте уменьшилось бы пропорционально увеличению моей безопасности.

– В таком случае остается предположить, что мосье Тарзан предпочел бы отправиться на охоту за львами нагишом и вооруженный одним лишь ножом? – рассмеялся говоривший раньше, добродушно, но с легким оттенком сарказма в тоне.

– И с веревкой, – добавил Тарзан.

Как раз в эту минуту глухое рычание льва донеслось из далеких джунглей, словно бросая вызов смельчаку, который решился бы выйти с ним на бой?