Мне было и смешно, и одновременно жаль его, но оставить всё, как есть, не могла – ему явно неприятно и больно находиться в оконном проёме.
Наконец я смогла затащить обратно на кухню извивающегося пушистого зверька и посмотрела на него с любопытством и умилением, вытянув перед собой руки.
Он продолжал стучать лапками.
Это был какой-то странный и очень симпатичный зверёк. Как я уже сказала, шерсть у него была густой, мягкой и приятной на ощупь. Окрас – рыжий с белым. И пятнышки у него на шерсти как у жирафа!
Мордочка пушистика была беленькой, только нос и лобная часть имели рыжий окрас. А возле огромных чернильного цвета глаз и самого настоящего клюва на белой шёрстке имелась россыпь рыженьких точек, словно у зверька это были самые настоящие поцелуйчики от солнца – веснушки.
Ушки округлые и небольшие.
Лапки зверька были короткими, толстенькими, но с очень острыми когтями.
Хвост длинный, заканчивается острым мягким кончиком, похожим на ещё не оформившуюся стрелу. Хоть и странное сравнение.
— Ну и что ты здесь забыл? — спросила у него. — И кто ты? Такой весь мимимишный и очень хорошенький?
Зверёк захлопал глазками, перестал брыкаться и снова издал этот смешной звук.
— Чир-ми-и-ук!
— Ладно, не стану тебя терзать вопросами. Пойдём, выпущу тебя во двор, возвращайся к своим сородичам или родителям. Но если захочешь снова угоститься чем-то вкусненьким, например, молоком, то для тебя я оставлю вечером на крыльце миску с угощением. Идёт?
Пушистик, естественно, не ответил.
Мне было приятно держать его на руках – мягкий, такой весь уси-пуси! Так и хотелось поиграть с ним, пофотографировать его, но я была сторонницей того, чтобы животных не мучили, особенно диких.
Поэтому пусть ступает себе в лес. Быть может, его там мама обыскалась.
Вышла из дома, продолжая ворковать с малышом. Он вдруг активно задвигался у меня в руках и часто-часто зачирикал-замяукал.
Подняла взгляд и почти нос к носу столкнулась с… С точной копией пушистика! Только размеры этого зверя были сродни размерам доброго коня!
— Ой! — пискнула я, а потом нервно сглотнула и замерла как истукан.
Большие глаза зверя опасно сверкали, клюв был приоткрыт, из него вырывалось шипение и утробное рычание-рокотание.
— Я… я… спасла вашего детёныша, — проговорила неуверенно и о-о-о-очень медленно опустила мохнатика на землю.
Он смешно подбежал к своей родительнице. Не знаю, мне почему-то казалось, что это его мама.
Дикий зверь, не сводя с меня взгляда, лапой задвинул своё глупое дитя к себе под брюхо и начал шипеть-рычать сильнее. И было в этом звуке что-то ершистое и зловещее.
«Вот и закончилась моя работа в новом мире», — подумала с великой скорбью.
Я понимала, что сейчас умру. Совсем как несчастная-пренесчастная и глупая землянка.
Туман страха и сожаления заволакивал глаза. По щеке покатилось что-то горячее.
Я не заметила, как беззвучно заплакала, продолжая глядеть в глаза своей смерти.
Мать пушистика не спешила меня убивать, но подошла ближе и, кажется, обнюхала меня.
Я затаила дыхание. Отчётливо слышала, как колотится и содрогается от страха моё сердце, как стучит о землю хвост зверя. И я увидела этот хвост… На его кончике находилось самое настоящее смертоносное жало – длинное и острое.
Один удар – и конец.
Я закрыла глаза, молясь о мгновенной и безболезненной смерти, как вдруг услышала чириканье-мяуканье взрослого зверя и совсем ещё дитёныша уже не рядом с собой.
Открыла сначала один глаз, а потом и другой.
Мать и дитя не спеша уходили в лес.
Я шумно выдохнула и ладонями упёрлась в колени, ощущая небывалое облегчение в груди. Надо мной только что висела нереальная и смертельная опасность. Это я понимала отчётливо. Нам, людям, ещё от предков достался инстинкт, определяющий различную степень опасности. Я осознавала, что в данный момент, это была высшая степень угрозы.
Я чудом избежала беды.
Когда звери дошли до границы леса, хищница обернулась и долгим взглядом посмотрела меня, и лишь потом густа и темнота леса укрыли их от любопытных глаз.
Не знаю как, но как-то добрела до крыльца дома и буквально рухнула на первую ступеньку. Руки у меня тряслись, как у алкоголика, в горле застрял слезливый ком.
Я не трусиха, вы не подумайте, но вот сейчас я реально была напугана.
Нужно обязательно поставить забор!
Не думаю, что второй раз эта пушистая дама мне простит, если я снова дотронусь до её малыша.
Сколько я сидела на крыльце – не знаю. Но когда ко мне вернулось адекватное состояние и здравомыслие, я поднялась и помчалась на всех парах к Калебу.
Всё, учёному хватит спать. Он только что едва не лишился своей золотой и самой лучшей помощницы!
Пусть что угодно делает, но организует здесь забор!
* * *
Регина
— Калеб! Кале-е-э-э-б! Проснись, пожалуйста! — теребила я дракона за плечо.
Он сначала отмахнулся от меня, проворчал нечто невнятное и натянул на голову подушку.
— Калеб! Миленький! Просыпайся. Случилось нечто неординарное, — захныкала я и вцепилась руками в подушку, пытаясь стянуть её с головы дракона. Но ему, кажется, не хотелось, просыпаться совсем.