Приглашение к счастью

– Тем вечером, до визита к тебе, Она приезжала ко мне, и с той же целью. У меня создалось впечатление, что Она очень боялась за твою жизнь. И тогда я твёрдо решил, что ты должен умереть. Но вчера на дуэли, за мгновение до выстрела, я, почему то вспомнил её влажные от слёз глаза и не смог тебя убить.

Раевский задумчиво прикурил папиросу.

– В таком случае, когда же Она ушла от тебя?

– Этого я сказать не могу – ответил Лео – Я покинул дом, когда она уснула.

–Что!!! – от негодования Раевский чуть не проглотил папиросу.

– София Николаевна была сильно взволнована – поспешил объяснить Лео – и чтобы немного успокоиться выпила спирта.

– Как это возможно? – начал опять горячиться Раевский – Её организм не переносит спиртного. Доктора запрещают выпить, даже бокал шампанского.

– Это произошло случайно. Она приняла спирт, налитый в стакан, за воду. После чего, почти мгновенно, уснула на диване в гостиной. И, как ты понимаешь, я не мог оставаться с ней ночью под одной крышей. Чтобы не скомпроментировать её, я вынужден был покинуть дом и переночевать у поручика Громова. Правда, смог уснуть, только под утро, чуть не опоздав на поединок.

В разговоре возникла непродолжительная пауза, которую прервал Раевский, слегка удивив Лео неожиданной сентиментальностью.

– Впервые я увидел Софи в нашем именьи, ещё мальчишкой. Она вместе с родителями приехала в гости на Рождество. Тогда мне показалось, что я встретил ангела. С тех пор моя жизнь немыслима без неё. Я, может быть, единственный в полку холостяк, который не волочится за юбками и над которым ни кто не осмеливается шутить по этому поводу. Ты должен знать, Лео, что я пойду до конца, и тебе не следует обольщаться, что у меня дрогнула рука прошлым утром.

Лео слушал Раевского, склонив голову в задумчивом оцепенении. Немного помедлив, он тоже заговорил, тихо и проникновенно.

– В Пажеском корпусе, ты рассказывал мне об одной прелестной барышне, в которую был влюблён уже давно. Судьбе было угодно и меня наградить этой любовью. Впервые я осознал это полгода назад, когда увидел Её в Софийском соборе. Тогда её отец, только что вступил в командование нашим полком. Она была божественно хороша, а молитвенная одухотворённость придавала её лицу особое, неповторимое очарование. Увидев её, я забыл все молитвы, и, крестясь невпопад, не мог совладать с сильным волнением, охватившим меня. Наследующий день, я увидел вас вдвоём в Екатерининском парке. Твои восторженные глаза красноречиво говорили о том, что это и есть та самая барышня, безраздельно овладевшая твоим сердцем. После этого, я долго пытался умертвить в себе дикие порывы ревности и страсти, накатывающиеся на меня мучительными приступами любовной лихорадки, пока не пришло осознание того, что эта болезнь не излечима. Впрочем, одно лекарство есть. Оно универсально для всех недугов – смерть. Я, тоже, пойду до конца.

– Ну, что же? Пойдём! – решительно отозвался Раевский, доставая из кабуры револьвер. Это был шестизарядный «Смит-Вессон», популярный сейчас в гвардии.

– Если господу богу было угодно сделать нас соперниками, то пусть он нас и рассудит.

Он разрядил барабан револьвера, оставив в нём один патрон, и, как то отрешённо, взглянул на Лео.

– Надеюсь, обойдёмся без секундантов?

Лео сразу понял намерение кавалергарда, тот собирался решить проблему кардинально и немедленно. Это означало, что отсюда должен был выйти только один из них. В русской рулетке других вариантов нет.

– Я не знаю лучшего секунданта, чем господь бог – сдержанно ответил Лео, чувствуя, как внезапно похолодело в груди.

Он достал монету и вопросительно взглянул на Раевского.

– Орёл – сделал свой выбор кавалергард.

Монета, тускло поблёскивая, закрутилась в воздухе и глухо булькнув, опустилась на дно стакана изнутри которого, хищно расправив крылья, на них смотрел державный орёл.

– Снова Ваш выстрел первый, князь – констатировал Лео.

Раевский, с потрясающим хладнокровием, опорожнил стакан и выбросил на ладонь свой жребий. Бросив монету на стол, он застегнул мундир на все пуговицы и перекрестился. С этого момента начинался отсчёт последних мгновений жизни. Придав вращательное движение барабану револьвера, он приставил пистолет к виску. В это мгновение его лицо озарилось странной, идиотской улыбкой. Он нажал на спуск, и сухой щелчок курка подарил ему шанс на жизнь. Лицо кавалергарда, снова, стало строгим, он положил револьвер на стол, передавая сопернику смертельную эстафету.

Барабан револьвера больше крутить было нельзя, расклад шансов – четыре против одного, мог бы внушить оптимизм, но не в такой ситуации.