Приглашение в ад

Вадим округлившимися глазами смотрел на то, как потрескивающими дугами выгибаются под ним половицы, как ширятся щели у плинтусов и со скрежетом перемещается потолочная плита. Один миг — и с ним будет покончено. Он бросился в прихожую. Рухнуло перекрытие в гостиной. Не выдержав напряжения и переломившись, встали торчком половицы. И оттуда из разломов с писком повалили крысиные семьи. Дверь оказалась распахнутой, и по качающимся пролетам Дымов побежал вниз. По пути упал, ободрав колено, но это было пустяком. Где-то пронзительно кричал мужской голос, и утешительной мыслью скользнуло: Артур никогда бы не стал кричать, это не он, а значит, и с Еленой все в порядке. Скорее всего выскочили. Чуть раньше.

Уже у порога ему пришлось прыгнуть, чтобы не наступить на чье-то тело. И запоздало вспомнилось: Клоп! Вадим не ощутил ни сожаления, ни радости. В эпоху бедствий говорят: «жаль» — и тем самым отгораживаются, скудной порцией отмеряя сочувствие. Ибо на всех никогда не хватит, и хочется сберечь для себя, для кого-то из близких.

На улице Вадим вклинился в толпу. Людская каша вязко и трудно стекала по узким городским лабиринтам. Как обычно, приспосабливались к самым медлительным. В противном случае пришлось бы сбивать с ног и топтать, а до такого люди, окружающие Вадима, еще не дошли. Впрочем, кое-кто все-таки падал и тут же начинал хрипеть от тяжести ступающих по нему ног. Но многих все-таки поднимали — пусть и не сразу, пусть и без особого энтузиазма.

Дымов крутился на месте, высматривая плечистую фигуру Артура, но всюду на него глядели перепуганные незнакомые лица. Найти сестру в этой пестрой толчее казалось немыслимым. Над городом летели все те же удары колокольного набата, но теперь это напоминало уже урчание грома. Разгорающееся зарево освещало море голов, оранжевыми всполохами перекрашивало панику в ужас.

На глазах у Вадима одна из близких стен дрогнула, лишившись внутренней опоры, с шумом начала оседать. Кирпичная лава мутным грязевым шлейфом понеслась к земле. Подпитываемая тоннами новых обломков, она разрастаясь с каждой секундой. Каменный град обрушился прямо на людские головы, пыльным удовлетворенным вздохом обдал уцелевших.

Кто-то вскрикнул, но крика не подхватили. Даже у ужаса есть свой предел. В случившееся просто не поверили. Слишком быстро и просто все произошло. Секунда, и посреди улицы вырос холм, разом похоронивший несколько десятков жизней. Остановившаяся было колонна людей снова пришла в движение. Шумно дыша и становясь на четвереньки, люди поползли вверх по кирпичному крошеву, в суетливой спешке минуя внезапное препятствие. Кто-то, свесив ноги в высотное окно, ругаясь и хохоча, ударил по бредущим из автомата. Вадим зашарил себя по груди, но кобуры не было. Очевидно, оставил в комнате. Впрочем, и пули не могли остановить людей. Они шли и шли, неукротимо торя дорогу к спасению. Сделав рывок, Дымов вынырнул из толпы, шагнул в первый встречный проулок. В виду близости стен здесь было еще опаснее, но в проулке он по крайней мере ощущал хоть какую-то свободу. Брести вместе со всеми у него не было уже сил.

Прочь из этого гиблого места! Как можно быстрее!.. Он побежал и тотчас подскользнулся в грязи. Только сейчас Вадим заметил, что с неба сыплет снежная крупа. Снег, которого ждали год назад, надеясь, что холода отпугнут эпидемию, пошел в самую неподходящую минуту. И даже не пошел, а густо повалил, словно насмешничая над человеческим разумом, наглядно доказывая убогость всяческих цивилизаций. Температура стремительно падала. Клацая зубами, Вадим обнял себя за плечи. На него снизошло некое отупение. Пасуя, сознание выкинуло белый флаг, и далеко не сразу он заметил, что громады домов пропали, а сам он бредет, утопая в снегу, головой и грудью бодая колючую мглу. Издалека с воем задувал ветер, в невидимых проводах рождались тягостные мелодии. Прикрываясь ладонью от снежных хлопьев, Дымов всматривался в темноту. Странно, но кое-что он в состоянии был уже видеть. Город пропал, и теперь Вадима окружала заснеженная степь. Заторможенно он обернулся. Но города не было и здесь. Более того, ветер успел замести цепочку следов. Стороны света перемешались, возвращаться более было некуда.

Природа есть природа, и, наверное, в ее бурлении таится своя особая прелесть — даже тогда, когда эта прелесть душит и убивает. Ветер не только пел, он танцевал, жонглируя мириадами снежинок, гигантскими ладонями лаская землю, сметая с нее клубящиеся хлопья, ваяя сугробы одному ему ведомой красоты. Вадим щурился, прикрывался руками, но все было напрасно. Снег лип к лицу, подобием слез струился по щекам, стекая на грудь, застывая там ледяной коркой.