Приглашение в ад

Поболтав немного с Фемистоклом, Дымов откопал в ящике пару дюпелей и в полчаса приколотил к стене полку для «нужных» книг. Новая полка — новая жизнь. Полюбовавшись на свой труд, он приблизился к спальне и напряг слух. Молодые чуть слышно ворковали и, похоже, покидать спаленку не торопились. Вадима это вполне устраивало. Глотнув вчерашнего чая и закусив сухарем, он пристегнул под мышку кобуру с револьвером и, набросив куртку, выскочил на улицу. Дурное проходит в работе и в движении. Именно так, кстати, объяснял изуверские дела «бульдогов» Поль. Безделье — страшная штука. К нему не привыкнуть. Даже самому ленивому. Потому как и этому лентяю утро посылает пробуждение. Глаза распахнуты, мозг включен — что-то срочно надо делать. Можно, конечно, перевернуться на другой бок, но это лишь на час, на два. А дальше мускулы начнут ныть, в голове поднимется болезненный зуд. Вот и подымается шпана на дела подлые да незамысловатые. Нет работы, значит, отыщется подлость, — закон сообщающихся сосудов.

Оставив позади полуразрушенный цирк, Вадим задержался у стены, густо заклееной афишками, объявлениями и вырезками из газет.

«…Меняю… Куплю… За килограмм сухарей продам следующий инвентарь…» Он бегло изучал строчки. Ага! Вот и ребятки из бульдожьего племени расписались: «…Вечеринка с музыкой и буйством. Всех миловидных, не старше двадцати милости просим… Праздничный ужин, танцы, подарки и море удовольствий гарантируем!..» Ишь, ты! — не старше двадцати! Даже адрес не постеснялись указать. Впрочем, этому объявлению уже не менее полугода. Давно, верно, оттанцевались. Да и черт с ними!.. Чуть ниже Вадим углядел рекламу ломбардов. Так называемый сегодняшний черный рынок. За серебро, золото можно купить что угодно — от ручного пулемета до банки с черной икрой… Отвернувшись, Вадим поежился под порывом ветра и вновь тронулся по улочке.

Он шагал в каком-то полузабытьи, переваривая мысленный хаос, пытаясь сбить его в некое подобие стройного единства. Ночные видения основательно баламутят душу. Чепуха — а все равно впечатляет. Даже сердце иной раз начинает ныть. Кто знает, может, и Лебедь умер от того же? Правда, Панча говорил, что в руках он сжимал галстук. Но зачем? Для чего? Или куда-то намеревался отправиться?…

Кутерьма в голове сделала свое дело, — Дымов заблудился. И немудрено. Город менялся ежедневно и ежечасно — ветшая и рушась, выцветая, как осенняя роща, покрываясь ржавчиной и грибной плесенью. Отказываясь от прежних улиц, люди терпеливо протаптывали новые тропки, огибая места пожарищ, держась в стороне от черных подвальных дыр, откуда тянуло сыростью и запахом тлена.

Телефонная будка, на которую он набрел, казалась на первый взгляд совершенно целой. Даже стекла в верхних пазах удивительным образом сохранились. Это было настолько поразительно, что Вадим машинально шагнул внутрь, разом перенесясь из эпохи развалин в эпоху работающих светофоров и мирных пешеходных потоков. Черная трубка сама легла в ладонь, он прижал ее к уху, как младенец прижимается к материнской груди. Нечто далекое, почти забытое. Телефон, гудки на том конце провода, глупейшие розыгрыши… Але, это баня?… Какая баня! Морг, дорогой… А-а, а я думал баня. Может, все-таки не морг?… Да нет же, гастроном! Неужели непонятно?… А-а, а я думал, что морг… И так далее, до бесконечности.

Вадим вставил палец в отверстие номеронабирателя и медленно раскрутил. С трескучим жужжанием диск поплыл обратно. Трубка, разумеется, молчала. А он ждал, словно надеялся, что пространство, лишенное проводов и тока, сжалившись, подхватит игру, ответив голосом того же Володьки, Лебедя или кого-нибудь еще…

Почувствовав, что на него смотрят, Вадим нахмурился. Игру перебили, а таких вещей он не любил. Чувство чужого присутствия выработалось в нем давно. Такие на дворе громыхали времена. Выживала настороженность, выживало внимание, и, положив свободную руку на рукоять нагана, Вадим медленно повернул голову. Но это оказался всего-навсего безобидный оборванец. Он пялился на Вадима и ничего не понимал. Возможно, для него это тоже казалось проблеском из прошлого — наткнуться вот так запросто на звонящего по телефону-автомату. Впрочем, и этому наваждению суждено было быстро завершиться. Заметив характерное движение руки человека в будке, оборванец неловко пригнулся и юркнул под прикрытие бетонного хлама. Вадим слышал, как, шурша и оскальзываясь, удаляются его шаги. Бежал усталый, больной человек, неспособный обогнать ребенка.

Выйдя из будки, Дымов присел на корточки. Серое небо лишь намеком указывало, где находится солнечный диск. К этому тоже успели привыкнуть. Как к ежедневным пожарам, как к полуразрушенному городу. Вадим сунул в рот случайную щепку, стиснул зубами. Шорох близкого ветряка не взволновал его. Шипение прошло мимо, так и не обнаружив себя визуально. И в эту самую минуту за спиной коротко тенькнул звонок. Вадим вздрогнул и обернулся. Словно подтверждая, что человек не ослышался, телефон-автомат выждал театральную паузу и зазвонил вновь.