Приглашение в космос

Изо дня в день, иногда по пять-шесть часов в сутки тебя прослушивают, прощупывают, просвечивают и зондируют со всех сторон, выискивая эти недопустимые нарушения.

В первый же день пребывания в стационаре выяснилось, что в результате таких скрупулезных обследований дорога в космос закрылась для одного из самых уважаемых и, конечно же, наиболее достойных претендентов на полет – журналиста и писателя Ярослава Голованова. Это была уже вторая его попытка – после упомянутого выше предложения самого Сергея Павловича Королева – пробиться в космос. Увы, время неумолимо вершит свою работу над людьми – у него обнаружили сахарный диабет. Причем, сам он об этом заболевании ничего не знал. Но с диабетом путь в космос заказан.

Впрочем, обнаруженные здесь нарушения здоровья совершенно не обязательно могут быть серьезным заболеванием или патологией и мешать в обыденной, земной жизни. Однако, тут они обращают повышенное внимание и могут стать причиной списания. Как случилось уже на моих глазах с другим, не менее достойным претендентом на полет – журналистом и специалистом по космической технике Сергеем Жуковым.

Сергей блестяще и буквально с первого захода проскакивал предъявляемые ему тесты и пробы. Все шло к тому, что он станет первым из журналистов, утвержденных на общекосмическую подготовку по результатам стационарного обследования. Его документы уже готовили на Высшую экспертную комиссию (ВЭК). А самому журналисту, после взятия заключительного анализа крови на какое-то стандартное обследование, запланировали поездку на центрифугу. Это испытание назначается последним, после успешного завершения обследования абсолютно всех систем организма. Все находившиеся в этот момент в стационаре журналисты были уверены, что и этот тест он выдержит без каких бы то ни было проблем и с завистью смотрели на этого подтянутого, уверенного в себе человека. Конечно же, завидовали ему – кто черной, а кто белой завистью.

И вот утром, за полчаса до отъезда на центрифугу Сергея Жукова вдруг пригласили в кабинет к терапевту. А через десять минут он возвратился в палату и начал собирать вещи. Но не для поездки на последнее испытание, а для отъезда из стационара навсегда. Поначалу он ничего не говорил, а прятал глаза, на которых можно было увидеть настоящие слезы. Позже мы узнали от него, что последний анализ крови показал наличие в организме некоего «австралийского антигена» – спящего вируса гепатита. Человек может носить его в себе десятки лет, как довольно часто и бывает, и никогда не заболеть этой болезнью. Но присутствие его в организме не исключает эту возможность на 100 процентов. И все же даже самая ничтожная доля проявления такого серьезного заболевания во время космического полета заставляет медиков говорить его носителю бесповоротное «нет».

Не менее серьезным критерием отбора является реакция организма в целом и отдельных органов на специальные нагрузки, иногда отдаленно, а порой и впрямую моделирующие те, что ожидают человека на старте, в космосе или при возвращении оттуда. Врачей интересует поведение твоего вестибулярного аппарата и зрения, сердечно-сосудистой и выделительной систем во время различных физических нагрузок, всевозможных вращений, медленных и скоростных перепадов внешнего давления при перераспределении кровообращения в нестандартных положениях тела и тому подобных аттракционов. На медицинский космический отбор работают лучшие силы – если возникают какие-то сомнения, спорные мнения у здешних врачей, то обследуемый буквально на следующий день попадает в центральные гражданские и военные медицинские институты на соответствующие консультации научных светил.

Мне довелось побывать у двух, и каждый произвел свое, совершенно неизгладимое впечатление. Первый – военный отоляринголог, полковник А. Банюк, к которому меня повезли после возникновения проблем с носовой перегородкой. Дело в том, что в далеком детстве я получил довольно чувствительный удар по носу, после чего хрящевая перегородка внутри стала искривленной. Это обстоятельство практически никак не отражалось на моей земной жизни – как уже упоминал, мне даже довелось стать мастером спорта по легкой атлетике, – а вот врачи-лоры в стационаре уцепились за эту ерунду. Мол, придется оперировать, с такой перегородкой лететь нельзя. Я – ни в какую! Зачем делать операцию, когда до полета еще ой-ой сколько? Да и вообще неизвестно, состоится ли он. Меня поддержали некоторые врачи. Короче, мнения разделились, и спорного пациента повезли к этому самому светилу, Банюку Он сразу произвел на меня жуткое впечатление: здоровый, как бык, руки – бревна, пальцы – сардельки. Как мне еще показалось, без сердца. Потому что как только глянул он на меня, так сразу и заявил: резать!

– Мое мнение, – говорит, – надо перегородку исправлять.

Сопровождающая меня врач стационара Л. Захарова попыталась робко уточнить:

– Помешает она в нынешнем виде космическому полету?

– Ему не то, чтобы для полета – для жизни на Земле лучше ее исправить, – отвечает невозмутимый Банюк. – И дышать будет лучше, и выглядеть станет симпатичнее. Да я его в один момент прооперирую – это пара пустяков!

Я уже, было, решил, что тут моей перегородке и конец: прямо сейчас он меня и соперирует… Начали торговаться. Самое большее, до чего мы с ним смогли договориться, что можно меня в таком, неоперированном виде, допустить в межкомиссионный период, но для полета – непременно резать! При расставании мне показалось, полковник очень расстроился, поскольку не довелось ему взять в руки скальпель и немедленно сделать с попавшим к нему гражданским кандидатом в космонавты «что положено».

Совершенно иное впечатление оставило посещение другого светила – академика Медицинской академии, директора НИИ стоматологии В. Леонтьева. Зубным врачам в ИМБП не понравился один из моих коренных зубов – какую-то гранулему они там заподозрили, с которой в космос тоже никак нельзя. Возили даже специально в Звездный городок, чтобы сделать два панорамных рентгеновских снимка обеих моих челюстей и понять, что к чему. Снимки сделали, но из них ничего не поняли. И направили с этими снимками к очередному светилу. Валерий Константинович Леонтьев оказался очень интеллигентным человеком и великолепным профессионалом. Впрочем, как и все, работающие с ним, люди. Перво-наперво в его институте сделали… очередной панорамный рентгеновский снимок зубов. Надо сказать, что в стационаре у меня еще заподозрили воспаление в одной из гайморовых пазух и дня за два до этого визита сделали прокол этой пазухи. К счастью, ничего серьезного там не обнаружили, но эта неприятная процедура – вкупе с запомнившимся визитом в военный госпиталь – настроила меня философски по отношению ко всем возможным проколам, удалениям, операциям и тому подобному. Так что морально я готов был к любому приговору очередного светила и даже – к вырыванию подозрительного зуба прямо здесь.

– Не нужно удалять этот зуб, – совершенно неожиданно, но зато очень приятно для пациента, подвел итог рассмотрения снимка академик Леонтьев. – А если что и следует с ним сделать, так только немного подлечить.

– И не надо было ему прокалывать гайморову пазуху, – со строгим укором обратился он к сопровождающему меня врачу, – лучше сразу сюда везите ваш спецконтингент в таких случаях, а мы тут решим, что делать!

Попутно выяснилось, напрасно нас гоняли в Звездный городок – сделанные там снимки оказались столь мутными, что разобрать на них что-либо не представлялось никакой возможности. Зато на местном рентгеновском отпечатке и зубы мои, и челюсти, и даже злополучная гайморова пазуха выглядели подобно произведению с фотовыставки. Любо-дорого было смотреть на эти части моего черепа! Однако, вскрывшиеся обстоятельства оставили некоторую досаду по поводу чрезмерных – и, как мне представлялось, совершенно лишних – стараний специалистов в ИМБП.

– А что же вы хотели?! – воскликнула в конце долгого разговора со мной психолог Ирина Русакова, рассказавшая по итогам личностного психологического теста (он включал почти шестьсот вопросов) обо мне много такого, от чего стало просто нехорошо от самого себя. – Слишком велика цена нашей ошибки. Если что-то произойдет с человеком в горах, под водой или даже в кабине экспериментального истребителя – это одно. Конечно, человеческие жертвы крайне печальны и нигде недопустимы, но в случае ЧП в космосе ставится под удар еще и многомиллионная программа, труд сотен коллективов специалистов…

Потому надежность и еще раз надежность, соседствующая кое-где и с перестраховкой, максимальное исключение любых вероятностей, связанных с возможным ухудшением здоровья на орбите, стали здесь аксиомой. Уже в самом начале пребывания в стационаре довелось услышать о том, что перед полетом в обязательном порядке удаляют подозрительные гланды, выдирают зубы, которые могут дать воспаление. Не могу забыть, как один космонавт, проходивший одновременно с нами ежегодное медицинское освидетельствование, со смехом рассказывал о сделанных ему операциях: помимо перечисленных гланд и зубов ему еще оперировали носовую перегородку и «что-то вырезали на ноге». Так что, можно сказать, я еще легко отделался.

Между прочим, не только происходящее здесь тесным образом связано с тем, что будет потом в космосе. Существует и четкая обратная связь. Чрезвычайные ситуации во время полетов вносят свои, порой весьма серьезные, коррективы в подходы и действия медиков во время отбора. Так, во время одной из них у космонавта Владимира Васютина началось нешуточное воспаление мочеполовой системы. Да такое, что никакие медицинские средства, имеющиеся на борту космической станции, не помогали, и человек натурально изводился от боли – пришлось возвращать экипаж на Землю досрочно. Так с той поры в арсенале медиков появилась весьма специфическая проба, связанная с забором и обследованием секрета предстательной железы у мужчин. Мягко скажу, очень своеобразная процедура, получившая среди космонавтов название по имени того самого пострадавшего на орбите – «проба Васютина».

Время от времени у проходящего здесь отбор человека возникает стандартный вопрос: «А зачем мне все это нужно? Стоят ли все эти муки вовсе не гарантированного полета в космос?». Особую актуальность для журналистов он получил после истории с одним из претендентов – Николаем Луценко, проходившем как руководитель независимой телекомпании «Ника». Он появился в стационаре в красочных заграничных комбинезоне и кепочке с надписями «НАСА». Оказалось, он посетил в США какую-то детскую космическую академию, откуда и привез эту одежду. Весь он излучал такую уверенность в себе и демонстрировал такое непоколебимое здоровье, что прочим окружающим журналистам стало как-то неловко составлять ему даже малую конкуренцию. Обо всех предстоящих испытаниях и ощущениях прошедших их претендентов он отзывался весьма снисходительно и до поры сам шел по тернистой тропе медицинского отбора без каких бы то ни было оступлений. И вот, после одного из ультразвуковых исследований внутренних органов, у медиков появились какие-то сомнения по поводу его желчного пузыря. Ему назначено было эндоскопирование (осмотр пузыря с помощью специального зонда, вводимого туда через рот и желудок) этого органа, и в назначенный час Коля ушел на это обследование. Никто не придал особого значения очередной, правда, никому еще не производимо, процедуре.

Когда наш «астронавт» вернулся, на нем не было лица. Это был совсем иной человек. Совершенно побелевший и какой-то весь остекленевший, прошел он, не глядя ни на кого, к своей кровати и тихо лег на нее. Все, находящиеся в этот момент в палате, замерли в томительном молчании, ожидая какого-то комментария «человека из НАСА».

– Все, с меня хватит, больше никуда не пойду, – тихо произнес он через какое-то мгновенье. – Вы не представляете, какая это кошмарная процедура! На черта мне все это сдалось?!

Ничего не могу сказать об эндоскопии желчного пузыря – мне его не делали, – но на всех произвел очень сильное впечатление контраст этой реакции с предыдущим поведением человека в комбинезоне «НАСА». Слов нет, среди множества тестов и испытаний, предлагаемых кандидатам в космонавты, конечно же, есть мало привлекательные и даже весьма тяжелые. Что поделаешь, ради осуществления мечты нужно с чем-то мириться, чем-то и жертвовать.

Тем не менее, несмотря на некоторые неприятные, тяжелые, а порой и мучительные процедуры, работающие в отделе врачи и весь персонал сумели создать предельно деловую и доброжелательную атмосферу. Как-то само собой получается, что к трудным (в моральном и физическом отношении) пробам ты оказываешься незаметно готовым благодаря их постоянной работе с тобой, а также дружеским, иногда просто юмористическим советам и комментариям лежащих рядом кандидатов в космонавты и космонавтов. А потом с удивлением отмечаешь, что испытание, которого боялся, как черта, уже позади.