Приглашение в космос

23 марта 1961 года, за двадцать дней до намеченного уже на 12 апреля первого старта ракеты с человеком на борту, произошла ужасная и нелепая трагедия. В тот день член первого отряда советских космонавтов летчик Валентин Бондаренко проходил стандартное испытание в барокамере, где моделировалось нахождение человека в условиях разреженной атмосферы. Она соответствовала нахождению его на высоте 5 тысяч метров, за тем лишь исключением, что для лучшего самочувствия испытателя была насыщена чистым кислородом. И вот, в первом часу ночи, во время смены датчиков на теле Валентин протер спиртом места их прикрепления на коже и, проходя мимо раскаленной электроплитки, на которой разогревал себе ужин, случайно обронил проспиртованный тампон прямо на раскаленную спираль. Мгновенно все в барокамере превратилось в сплошной огонь. На Бондаренко загорелся спортивный костюм. Пока, предварительно стравив давление, открыли барокамеру, он успел страшно обгореть, но был еще жив.

– Никого не вините – я сам виноват, – еле слышно произнес он, выпадая на руки врачей и теряя сознание…

И умер через три часа. «Наш звоночек» – так ласково звали Валентина Бондаренко в отряде за его тонкий и звонкий голос. А ведь он вполне мог стать одним из первых космонавтов. Но стал первым из первого отряда советских космонавтов, кто отдал свою жизнь великому делу освоения космоса. Было ему тогда всего-то 23 года – самый молодой в отряде.

Но космос требовал от людей не только такие «простые» жертвы, как жизнь. Иногда стремившиеся к нему люди и готовы были ее отдать, но этого было недостаточно. И они платили за свое стремление попасть туда иную, куда более изощренную плату.

Как я уже рассказывал, в январе 1969 года во время возвращения на Землю корабля «Союз-5» с космонавтом Борисом Волыновым произошла самая, пожалуй, страшная ситуация из случившихся в полетах. За исключением, конечно, тех, что закончились гибелью космонавтов. После торможения корабля для спуска не произошло его разделения с приборно-агрегатным отсеком, и аппарат летел к поверхности планеты не жаростойким днищем вперед, а совершенно незащищенной частью. И начинал гореть. Свидетелями этой страшной сцены оказалась группа из отряда космонавтов – уже летавших и готовящихся к полету. Они находились в это время в ЦУПе, слышали голос терпящего бедствие Волынова, ясно понимали, что происходит и к чему все идет. Внимая его бесстрастному комментарию о происходящем («Корабль идет к Земле выходным люком. Возрастают перегрузки в нестандартных направлениях. Вижу, как языки пламени лижут стекла иллюминатора…»), все напряглись, сопереживая своему товарищу. Одних колотила дрожь, у кого-то на глаза навернулись слезы, но никто ничего не мог сделать, – только ждать и надеяться.

Среди этой группы находился член отряда космонавтов Михаил Бурдаев, тоже готовившийся к своему полету и прекрасно понимавший, что подобное в космосе может произойти с кем угодно, в том числе и с ним. Однако происшедшее с Волыновым никоим образом не повлияло на его желание лететь в космос. Более всего в поведении гибнущего товарища его поразило то, что, прекрасно зная об очень близкой и неотвратимой смерти, Волынов не паниковал. Не кричал «Прощайте, товарищи!», «Умираю за Родину» или что-то в этом роде. Он видел в иллюминаторе солнечную батарею, которой уже не должно было быть, знал, что теплозащита у него за спиной, и корабль несется вниз не ею вперед, а титановым люком с резиновым уплотнителем (при входе в атмосферу сгорает за пару секунд!). При этом не хватался судорожно за детали аппарата, а вел репортаж без дрожи в голосе. Он до конца работал, несмотря ни на что! Выполнял свою миссию, зная, что его сообщения о происходящем очень важны для специалистов на земле.

Мог ли Михаил Бурдаев тогда предполагать, что через какое-то время сам он сознательно предложит свою жизнь для великого дела освоения космоса, но она никому не будет нужна?! Впрочем, об этом чуть позже. Сначала – история прихода в космонавты этого необычного человека.