Пригнись, я танцую

– Видишь? Мы здесь. А океанариум, – быстро пролистывает она вниз, – вот здесь. Это как вернуться до нашего отеля и потом столько же в другую сторону.

– И вместо него мы приехали в… что это? Промзона?

– Спальный район.

– То есть тут еще кто-то спит?

Кэтрин пытается понять, как им теперь попасть на нужную станцию. Вернуться в метро, проехать раз, два… семь станций. Потом перейти на соседнюю ветку…

– И почему они взяли одинаковые названия, – задумчиво бормочет Том.

Он с интересом разглядывает скромный торговый центр, напротив которого они остановились, чтобы понять, куда теперь идти. Только бы не потащил туда – его желание заползти в самую жуткую трущобу и там разглядывать людей и автоматы с едой немного пугает.

– На хангыле они разные, – вздыхает Кэтрин. – А на английском почти не отличишь.

– А зачем ты читаешь по-английски? – удивленно поворачивается Том.

Как бы ему объяснить, чтобы не сорваться и не опозориться? Кэтрин молча возвращается к карте и тянет Тома за рукав – нужно снова спуститься в метро.

– Подожди, мне теперь здесь нравится, – упрямо отвечает тот. – Смотри, какая смешная розовая вывеска. Зайдем?

– Мы хотели в парк, – робко напоминает Кэтрин.

– А там еще черепушка наверху! Как думаешь, это тату-студия? А нам сделают парные татуировки?

– Ладно, – сдается она. – Просто прогуляемся по району. И никаких парных татуировок.

– Супер, только так мы можем увидеть настоящий Сеул, – воодушевленно обнимает ее Том. – Так почему ты не читаешь на этом… хангыле? Ты же говоришь по-корейски?

Кэтрин невольно морщится: хорошо, что сейчас Тома не слышат мама с папой. Они бы точно напомнили ей, как стыдно не уметь читать и писать на родном языке.

– Именно поэтому, – торопливо объясняет она, – я говорю по-корейски, но… не читаю. Мама пыталась меня научить, но английский прилип быстрее. Я в целом знаю алфавит и самые простые слова, но не станции метро.

– Ладно, ты все еще знаешь на один язык больше, чем я, – подбадривает Том.

– Разве ты не учил иностранный в школе?

– Если бы ты видела меня в школе, не задавала бы таких вопросов, – смеется он. – На французском я сидел сзади всех и рисовал разные виды кузовов. Когда поймали, был жуткий скандал, но матери было лень идти в школу и разбираться, она просто сказала директору по телефону, что этот язык мы в семье не учим принципиально.

– Хитро.

Они прогуливаются по району, разглядывая здания, которые отличаются от того же Бронкса только вывесками на хангыле. Наверное, только достопримечательности в крупных городах разные, а вот такие жилые районы для обычных людей везде идентичны.

– В итоге преподаватель мистер Баркер задал мне выучить части машины на французском и оставил в покое.

– И на многих уроках ты так?

– Да почти на всех, ты же видела, как я пишу СМС.

– Это ты про «врятли»?

– Да, зануда, – слегка щипает ее за бок Том. – Зато я молодой британский гений.

– Который путает «не» и «ни».

– И зарабатывает триста косарей в год. А знаешь, сколько зарабатывает наш преподаватель английского? В разы меньше, Кейт. В разы.

– Мне казалось, грамотная речь – это обязательный атрибут образованного человека.

– Вот видишь. А я необразованный, мне можно и «врятли» писать. А если будешь продолжать, – наклоняется он к ее уху, – мы сейчас вернемся в тот тату-салон, и я попрошу мастера набить тебе это слово. Именно так, как его пишу я.

– Ты кое-что забыл, мистер Гибсон, – Кэтрин поднимает голову и улыбается. – По-корейски тут говорю только я. И если на моем теле появится слово «врятли», то на твоем хангылем будет красоваться «жопа».

– Ты тоже кое-что забыла, доктор Гибсон, – плотоядно обнажает зубы Том. – Я же не буду против.

До океанариума они так и не добираются. Через несколько часов, нагулявшись до гудящих ног и разглядев каждое здание, забор и кошку, они выходят к другой станции метро и решают вернуться к отелю. По крайней мере, там точно есть приличная еда.

Как бы Том ни тянулся к лапшичным в трущобах, Кэтрин все еще приводит в панику мысль о том, как там соблюдаются санитарные стандарты. В большую часть ресторанов Нью-Йорка она не ходит именно потому, что видела, как там готовят.

В Сеуле слишком много красивых мест, чтобы успеть обойти за десять дней отпуска. И все равно они периодически оказываются черт пойми где, потому что храмы и исторические здания Тома не цепляют – он идет туда со скрипом и ради Кэтрин, – музеи и искусство он совсем не понимает, а обзорные площадки хороши только первые пять минут. Зато блошиные и уличные рынки, гетто и парки развлечений – его стихия.

Кажется, дай ему волю, и он сначала будет болтать с бабушкой-торговкой о ее выставленных брошах, используя Кэтрин в качестве переводчика, торговаться за драгонфрут, разглядывать неприличные надписи на заборе, а потом с тем же энтузиазмом прыгать на батуте с местными детьми.