Пригнись, я танцую

– Блядство! – в сердцах вскрикивает Том. – Ненавижу Гамильтона.

Кэтрин сжимает его руку, и тот раздосадованно выдыхает.

– Я тебе потом расскажу, как этот гондон обычно себя ведет, – обещает он.

– Хорошо, – соглашается Кэтрин.

Даже она замечает, что серебристые чувствуют себя лучше. Кажется, что сейчас они совсем оторвутся, но тут у идущей впереди машины что-то происходит: колесо справа, кажется, выглядит не так, как обычно.

– Прокол, – удивленно говорит Том. – Он проколол заднюю шину. Это очень обидно.

В очередной раз Кэтрин поворачивается: Том с удивленно поднятыми бровями кивает своим мыслям. Его рот приоткрыт, а губы беззвучно шевелятся. Удивительно, но именно сейчас в его лице появляется особенная красота, тогда, когда он максимально увлечен гонкой и не отрывает взгляда от экрана ни на секунду.

В этот момент Кэтрин обещает себе, что будет смотреть вместе с ним каждый заезд. Нельзя лишать себя удовольствия видеть его таким… Да и сами гонки пока что выглядят интересно. Она и не думала, что будет так забавно и напряженно наблюдать за машинами, катающимися по кругу.

На экране беловолосый щекастый мужчина снимает шлем, и у него настолько потерянное лицо, что у Кэтрин сердце сжимается. Действительно, ему должно быть сейчас очень обидно: так хорошо шел всю гонку и в самом конце проколол шину… Наверное, он даже не заметил чем.

– Том, – зовет она и жмется поближе, – знаю, что мы болеем за «Феррари», но можно мне совсем немного поболеть за Боттаса?

– Договорились, – отвечает он с улыбкой и быстро целует ее в щеку. – Но только потому что сегодня он заслужил.

Кэтрин смеется и обхватывает Тома обеими руками.

Ладно, пусть будет «Формула-1».

Глава 19. Тыковка

Нью-Йорк, май 2018

Слишком рано. Том высаживает Кэтрин на парковке больницы, целует на прощание и рулит обратно на юг. До исповеди еще больше часа, но это ничего. Не хотелось спорить о том, к какому времени стоит выезжать на работу в субботу, а сажать свою девушку в такси – это за гранью.

Ну и ладно. Зато позавтракать можно где-нибудь рядом с церковью, как раз по времени подходит. Том начинает привыкать ко всему: рано вставать, первым делом пить таблетку, потом закидываться еще двумя, чтобы не рвало сразу же после завтрака. Нормальной его жизнь не назовешь: есть почти не хочется, да и еда начинает терять привычный вкус. А еще он устает буквально от всего, что делает.

Вчера пытался снова устроить Кэтрин секс-марафон, но сдулся после второго раза. Она не жаловалась, но самому обидно до тошноты. У него раньше никогда не было постоянной девушки. И вот она появилась, впервые в жизни захотелось кого-то впечатлять – зря он, что ли, учился? А Том не может. Физически не получается.

Ничего, это он тоже переборет. В конце концов, мотивация есть. Теперь она у него на все есть: на то, чтобы сваливать из офиса вовремя, находить в себе силы на свидания и секс. Даже на то, чтобы выжить. Если бы не Кэтрин, он ревел бы каждый вечер, наверное. А тут ничего, держится: она запретила думать о смерти.

Напротив ворот церкви Том замечает небольшое кафе и заруливает туда: по времени пора завтракать. Аппетит так и не появляется, но это уже не очень важно: если не поест, может словить бледного. Значит, нужно выбрать такое блюдо, которое Кэтрин могла бы назвать правильным питанием.

В кафе тихо и пустынно в такое время: кажется, они только открылись. Занят один столик: там сидит девушка с грустными глазами, которую Том видел в церкви две недели назад. Он кивает ей, как старой знакомой, и садится за столик неподалеку, у окна. Заказывает себе сэндвич с курицей и стакан сока. Чай здесь не подают, как и нигде в Нью-Йорке.

Отвезти бы Кэтрин домой, угостить острым донером, показать самые красивые улицы Манчестера. И вернуться с годовым запасом нормального чая, просто показав таможне свой британский паспорт.

Из окна видно заросшие плющом ворота, в которые Том войдет примерно через час. Улица так же пуста, как и кафе, и поэтому машина, подъезжающая к парковке у церкви, – единственное движение, которое происходит за те десять минут, что Том пялится в окно.

Зак, это его «Кадиллак», можно узнать сразу. Интересно, зачем он так рано приехал?

Невысокая женщина, мать Зака, выходит из машины вслед за сыном. Между ними завязывается какой-то спор, но слов не разобрать. Том смотрит на них как в телевизор, потягивая сок и дожидаясь свой сэндвич.

– Ма, оставь меня в покое, – доносится раздраженный голос, когда Зак уже откровенно повышает тон.

Наверное, им так нравится? Второй раз Том наблюдает одно и то же. И священник говорил, что Зак – сложный случай. Интересно, сколько продолжаются их издевательства друг над другом? Очевидно, что ему не нравится ходить в церковь, он зол на Бога, и субботние исповеди этому не помогут.

Тома замечают. Зак бросает руку матери и резко разворачивается к окнам кафе. Приходится и ему кивнуть, хотя больше всего хотелось посидеть в тишине и одиночестве. Мысленно подготовиться.

– Привет. – Зак распахивает дверь кафе и хромает в его сторону. – Думал, ты у нас залетный.