Пригород

Матрена Филипповна относилась к тем людям, которые, однажды установив определенные отношения с каким-либо человеком, очень неохотно изменяют их. Ваську Матрена Филипповна знала. Васька был ее соседом, Ваську она устроила на свою фабрику наладчиком после того, как вернулся он из заключения. Она иногда видела его, но почти никогда не замечала — слишком далеко отстоял этот человек от интересов Матрены Филипповны, он сливался с серой, безликой массой, которая существовала только для того, чтобы Матрена Филипповна могла руководить ею. И так Васька и должен был существовать, но вот он внезапно вошел в кабинет и, переступив запретную черту, стал конкретным человеком, отношения с которым могли измениться теперь…

— Могилин?! — удивилась Матрена Филипповна.

— Я… — нагло ухмыльнувшись, ответил Васька. Молча подошел к столу и опустился в черное кожаное кресло.

— В чем дело, Могилин?! — в голосе Матрены Филипповны возникла металлическая нотка, заставлявшая трепетать соседок и сослуживцев.

На Ваську, однако, это не произвело впечатления. Он увидел графин с водой и потянулся к нему. Налил стакан и принялся пить. Он не пил, а заглатывал в себя воду, и тяжелый кадык его медленно поднимался к подбородку.

Матрена Филипповна даже растерялась от такой наглости. И тут… Ей показалось… Нет! Этого, конечно, не могло быть… Матрена Филипповна зажмурила от неожиданности глаза, нет! Она мотнула головой, прогоняя навязчивое видение.

Васька допил воду и поставил на стол стакан.

— Долго еще? — устремив на Матрену Филипповну тяжелый взгляд, спросил он.

— Что? — растерялась та.

— Долго еще мне с этим старьем возиться?

— А! — Матрена Филипповна машинально провела рукой, поправляя прическу. — Вот вы о чем… — она улыбнулась. — Но вы знаете, Василий Степанович, я уже давно приказала демонтировать старое оборудование. Однако Яков Артамонович считает, что это несвоевременно: нет людей.

— Ага! — Васька, не мигая, смотрел на Матрену Филипповну, словно бы пронзая ее взглядом. — Нет людей?! А зачем тогда вчера весь цех работал на старье? А?!

И снова Матрене Филипповне что-то знакомое промелькнуло в Васькином лице. Напряженно пытаясь понять, кого же напоминает ей Васька, она пожала плечами.

— Я не знаю… Приказ подписан давно, но я выясню…

Она пометила в перекидном календаре, что надо обсудить вопрос, а какой вопрос — этого написать она не успела. Тяжелые Васькины губы дернулись, выдавливая косую усмешку, и тут ясно увидела Матрена Филипповна, что все это: и то, как, заглатывая, пил Васька воду; и то, как выдавливал тяжелыми губами усмешку, — все это принадлежало тому, п е р в о м у…

— Мы разберемся… — пробормотала Матрена Филипповна, обдумывая, как удержать Ваську, чтобы как следует понять, разглядеть: ошиблась она или нет…

— А как у вас вообще дела? — спросила она и покраснела.

— Какие еще дела?! — Васька набыченно взглянул на Матрену Филипповну. — Дела у прокурора. А у нас делишки.

— Да? — Матрена Филипповна смущенно хихикнула. — А я сегодня утром с Ниной Петровной разговаривала. Мне показалось, что она очень больна.

— А! — Васька нахмурился. — Притворяется…

— Притворяется?! Ну что вы… По-моему, она серьезно больна.

— Может быть, и больна… — Васька провел огромной ладонью по лицу и вздохнул. — Все может быть. Неважные у нас вообще-то дела. И мать больна, и братана в армию забирают. А ему самое время к делу пристраиваться.

— А может быть, я могу чем помочь? — искренне посочувствовала Матрена Филипповна. — Лекарство достать или брату вашему чем-нибудь помочь?

Васька быстро взглянул на директрису. Раскрасневшись, она сидела напротив, и глаза ее блестели.

«Ой-ей-ей! — подумал он. — Да что это с нашей кобылкой-то робится?»

Он не мог поверить своим глазам, но факт был налицо, как говорил знакомый следователь: Матрена Филипповна краснела и волновалась, словно семнадцатилетка.

Но тут же понял Васька, что то, о чем он догадался сейчас, Матрена Филипповна еще не знает…

— Как ему поможешь? — Васька встал. — Так, значит, старые станки ломать можно?

— Да… — Матрена Филипповна опустила к бумагам горящее краской лицо.

В своем закутке достал Васька промасленную кепочку, натянул на голову и снова принялся думать.

Снова медленные и неповоротливые, не мысли, а видения, возникли в его голове. Но не было теперь заснеженной тайги и вмерзших в лед судов… Промелькнула раскрасневшаяся, затянутая в джинсовое платьице Матрена Филипповна, проскользнула легкая Леночка, медленный, возник Яков Архипович. Сузился глаз у Васьки.

Легкому человеку всегда легко. Леночка Кандакова, сколько помнила себя, всегда была легкой. Ей говорили, что надо сделать, и ей не скучно было делать это. Самое трудное — казалось ей — добыть указание, а сделать? Сделать нетрудно. Она — легкая.

И так было всегда. Дома руководили Леночкой родители, в школе — учителя, а здесь, на фабрике, — Матрена Филипповна.

Привлекательная внешне, Леночка рано догадалась, что секрет ее обаяния заключается не только во внешности, а в первую очередь в легкости, с которой готова она выполнять руководящие указания.