Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение

Полковник Блаунт, отец прелестной Нины Блаунт, упомянутой выше, теперь лишь изредка наезжает в Лондон. Зато он увлекается охотой в своем поместье в Бакингемшире. Его охотничьи угодья, едва ли не самые богатые дичью во всем графстве, расположены прямо перед домом, и ходит много забавных анекдотов о гостях, нежданно-негаданно оказавшихся на линии огня… Одно из чудачеств полковника Блаунта состоит в том, что он стреляет особенно метко под звуки скрипки и виолончели. (Сходной причудой известен мистер Рыжик Литлджон — тот может ловить рыбу только под звуки флажолета…)

Не прошел он и двухсот шагов в обход дома, как его опять остановили. На этот раз путь ему преградил человек в сутане, в необъятных епископских рукавах из белого батиста и алой мантии с капюшоном. Он курил сигару.

— Какого черта вы здесь околачиваетесь? — спросил епископ.

— Мне надо повидать полковника Блаунта.

— Нельзя. За него там как раз принялись.

— Боже мой! А что он такого сделал?

— Да ничего особенного, он просто один из веслеанцев — мы сегодня хотим покончить с толпой, благо погода держится.

Адам молчал, подавленный столь бесчеловечным фанатизмом.

— А вы-то к старичку по какому делу?

— Теперь это, пожалуй, не имеет значения… Я хотел ему рассказать, что работаю в «Эксцессе».

— Серьезно? Что же вы сразу не сказали? Всегда приятно встретиться с джентльменом прессы. Курите?

Из-за епископской пазухи появился большой портсигар.

— Я, сами понимаете, епископ Филпотс. — Он подхватил Адама под руку, рискуя смять свой широченный рукав. — Вам, вероятно, интересно посмотреть, что там делается? Сейчас они, скорее всего, допевают последний гимн. Нелегкая работенка, скажу по чести, и организация не всегда на высоте. Вот хоть вчера — заставили мисс Латуш прождать полдня, а когда взялись за нее, свет был такой паршивый, что совсем ее изуродовали — мы вечером, после обеда, прокрутили все кусочки, — таких безобразных ошметков вы в жизни не видывали, многие даже узнать невозможно. Мы не решились показать их ее мужу — он был бы вне себя, несколько штук отобрали и сохраним, а остальное выкинули. Вы что это, вас не тошнит ли? Как сразу позеленели. Или сигара слишком крепкая?

— А она… она тоже была веслеанка?

— Дорогой мой, она играет главную роль. Она — Селина, графиня Хантингдонская… Ну вот, отсюда вам будет видно, как они работают.

Они обогнули крыло дома и теперь могли обозреть лужайку перед главным фасадом, где царило деловитое оживление. Десятка полтора мужчин и женщин в костюмах восемнадцатого века стояли в круг и громко пели; стоявший в центре круга невысокий человек в длинном пасторском одеянии и белом парике дирижировал хором. Неподалеку играл струнный оркестр, а вокруг поющих толпились мужчины без пиджаков, с мегафонами, кинокамерами, микрофонами, связками бумаг и дуговыми лампами. В стороне, дожидаясь своей очереди, стояли карета четверкой, отряд солдат и группа рабочих с изготовленными из холста и досок секциями поперечного нефа Экзетерского собора.

— Полковник где-то там, среди поющих, — сказал епископ. — Он чуть не со слезами просил, чтобы его взяли статистом, а поскольку он предоставил нам свой дом за бесценок, Айзекс решил — пусть побалуется. По-моему, он еще никогда в жизни не был так счастлив.

Пение смолкло.

— Ну так, — сказал один из мужчин с мегафонами. — Можете расходиться. Теперь будем крутить дуэль. Мне нужны два статиста — нести труп. Остальные на сегодня свободны.

От кучки молящихся отделился старик в кожаном фартуке, шерстяных чулках и льняном парике.

— Прошу вас, мистер Айзекс, — сказал он. — Можно мне нести труп?

— Не возражаю, полковник. Бегите в дом и скажите, пусть вам выдадут крестьянскую блузу и вилы.

— Большое, большое спасибо, — сказал полковник Блаунт и рысцой пустился к дому. Но тут же остановился. — А может быть… может быть, мне бы лучше шпагу?

— Нет, вилы, да поторапливайтесь, не то вообще не позволю нести труп. Эй, кто-нибудь, найдите мне мисс Латуш.

Та молодая женщина, что обогнала Адама в автомобиле, спустилась с крыльца в шляпе с перьями, амазонке и накидке, расшитой тесьмой. В руке она держала охотничью плетку. Лицо было покрыто слоем желтого крема.

— Мистер Айзекс, будет у меня в этой сцене лошадь или не будет? Я спросила у Берти, а он говорит, что все лошади нужны для кареты.