Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение

— Бренда узнает через час… если Джок ее застанет. Но вряд ли она дома. А он не будет знать, где ее искать, — ведь в квартире никого нет. Она ее запирает, когда уходит, и квартира стоит пустая… а ее часто по полдня не бывает дома. Я знаю, потому что иногда звоню и никто не отвечает. Бог знает, сколько он ее будет разыскивать. Может, пройдет еще столько же времени. Значит, будет восемь. Скорее всего, она не придет домой до восьми… Подумайте, пройдет еще столько же времени, пока Бренда узнает. Трудно поверить, правда? А потом ей еще надо добраться сюда. Есть поезд, который уходит в девять с чем-то. На этот она может попасть. Я все думаю: может, мне тоже надо было за ней поехать… Но мне не хотелось оставлять Джона одного.

(Миссис Рэттери сосредоточенно склонилась над пасьянсом — группки карт, ловко, как челнок по ткацкому станку, ходили взад-вперед по столу, хаос в ее руках претворялся в порядок, она устанавливала предшествование и последовательность, символы у нее приобретали связь и взаимозависимость.)

— Конечно, она, может, еще будет дома, когда он приедет. Тогда она успеет на вечерний поезд, она раньше всегда так возвращалась, когда уезжала на день в Лондон, до того, как сняла квартиру… Я пытаюсь представить себе, как все это будет. Джок войдет, она удивится, и тут он ей скажет… Джоку будет очень тяжело… Она может узнать в полшестого или чуть раньше.

— Какая жалость, что вы не умеете раскладывать пасьянс, — сказала миссис Рэттери.

— В каком-то смысле мне станет легче, когда она узнает… Нехорошо, что Бренда ничего не знает, словно у меня от нее секреты… Я не представляю, как у нее складывается день. Наверное, последняя лекция кончается около пяти… Интересно, заходит ли она домой переодеться, если ее пригласили на чай или коктейль. В квартире она почти не бывает, там так тесно.

Миссис Рэттери посидела в мрачном раздумье над разложенными картами, потом сгребла их в кучу и разложила пасьянс еще раз, теперь уже ничего не загадывая; тут пасьянс бы и вышел, если бы не завязнувшая бубновая шестерка и застопорившая все дело группа в одном углу, которую никоим образом нельзя было передвинуть.

— От этого пасьянса — одно расстройство, — сказала она.

Снова раздался бой часов.

— Всего четверть часа прошло?.. Знаете, я б, наверное, спятил, если б сидел тут один. Как вы добры, что остались со мной.

— Вы играете в безик?

— К сожалению, нет.

— А в пикет?

— Нет. Я ни одной игры, кроме петуха и курочки, так и не смог освоить.

— Жаль.

— Мне бы надо послать телеграмму Марджори и еще кое-кому, но, пожалуй, лучше подождать, пока я не узнаю, что Джок видел Бренду. Вдруг она будет у Марджори, когда придет телеграмма.

— Постарайтесь не думать об этом. А в кости вы умеете играть?

— Нет.

— Это просто, я вас научу. У вас должны быть кости для триктрака.

— Зря вы беспокоитесь. Просто мне не хочется играть.

— Принесите кости и сядьте сюда за стол. Нам надо скоротать эти шесть часов.

Она показала ему, как кидать кости.

Он сказал:

— Я это видел в кино — там на вокзале играли носильщики и таксисты.

— Конечно, кто ж не видел, ничего нет проще. Ну вот, вы выиграли, забирайте деньги.

Немного погодя Тони сказал:

— Знаете, о чем я подумал?

— Вы никогда не пробовали дать себе передых — взять и не думать?

— А вдруг уже пронюхали вечерние газеты? Бренда может случайно заглянуть в газету и прочесть… а вдруг они еще и фотографию напечатают?

— Да, и я то же самое подумала, когда вы сказали о телеграммах.

— Это ведь вполне вероятно? Вечерние газеты тут же все пронюхивают. Что же нам делать?

— Ничего не попишешь. Придется ждать… Давайте, приятель, кидайте, ваш черед.

— Я больше не хочу. Я очень беспокоюсь.

— Знаю, что беспокоитесь. Можете мне не говорить… но не бросите же вы игру, когда вам такое везение?..

— Простите меня… но это не помогает.

Он походил по комнате, подошел сначала к окну, потом к камину. Набил трубку.

— В конце концов, можно узнать, появилось сообщение в вечерних газетах или нет. Можно позвонить в клуб и узнать у швейцара.

— Это не помешает вашей жене прочесть газеты. Нам остается только ждать. Как вы сказали, в какую игру вы умеете играть? Петух и что?

— Петух и курочка.

— Валяйте.

— Да это же детская игра. Вдвоем в нее играть нелепо.

— Рассказывайте, как в нее играть.

— Ну, каждый выбирает себе животное.

— Отлично. Я буду собака, вы — курица. Дальше что?

Тони объяснил.

— Я бы сказала, что для таких игр нужно хорошее настроение, — сказала миссис Рэттери. — Но все равно попробуем.

Каждый взял по колоде и начал сдавать. Вскоре вышли две восьмерки.

— Гав-гав, — сказала миссис Рэттери, сгребая карты.

Другая пара.

— Гав-гав, — сказала миссис Рэттери. — Знаете, вы играете без души.

— А, — сказал Тони, — кудах-тах-тах.

И немного погодя снова:

— Кудах-тах-тах.

— Не глупите, — сказала миссис Рэттери. — Тут не пара…

Когда Альберт пришел задернуть занавески, они еще играли. У Тони осталось всего две карты, которые он перевертывал без конца, миссис Рэттери пришлось разделить свои — они не умещались в одной руке. Заметив Альберта, они прекратили игру.