Пригоршня праха

— Бренда узнает через час… если Джок ее застанет. Но вряд ли она дома. А он не будет знать, где ее искать, — ведь в квартире никого нет. Она ее запирает, когда уходит, и квартира стоит пустая… а ее часто по полдня не бывает дома. Я знаю, потому что иногда звоню и никто не отвечает. Бог знает, сколько он ее будет разыскивать. Может, пройдет еще столько же времени. Значит, будет восемь. Скорей всего она не придет домой до восьми… Подумайте только, пройдет еще столько же времени, пока Бренда узнает. Трудно поверить, правда? А потом ей еще надо добраться сюда. Есть поезд, который уходит в десять с чем-то. На этот она может попасть. Я все думаю, может, мне тоже надо было за ней поехать. Но мне не хотелось оставлять Джона одного.

(Миссис Рэттери сосредоточенно склонилась над пасьянсом, группки карт, ловко, как челнок по ткацкому станку, ходили взад-вперед по столу, ее пальцы претворяли хаос в порядок, она устанавливала предшествование и последовательность, символы у нее приобретали связь и взаимозависимость.)

— Конечно, она, может, еще будет дома, когда он приедет. Тогда она успеет на вечерний поезд, она раньше всегда так возвращалась, когда уезжала на день в Лондон, до того, как сняла квартиру… Я пытаюсь представить себе, как все это будет. Джок войдет, она удивится, и тут он ей скажет. Джоку будет жутко тяжело… Она может узнать в полшестого или чуть раньше.

— Какая жалость, что вы не умеете раскладывать пасьянс, — сказала миссис Рэттери.

— В каком-то смысле мне станет легче, когда она узнает… что-то есть нехорошее в том, что Бренда ничего не знает, словно у меня от нее секреты. Я не представляю, как у нее складывается день. Наверное, последняя лекция кончается около пяти… Интересно, заходит ли она домой переодеться, если ее пригласили на чай или коктейль. В квартире она почти не бывает, там так тесно.

Миссис Рэттери посидела в мрачном раздумье над карточным квадратом, потом сгребла карты в кучу и раскинула пасьянс еще раз, теперь уже ничего не задумывая; тут пасьянс бы и вышел, если б не завязнувшая бубновая шестерка и затормозившая все дело группа в одном углу, которую никакими силами нельзя было сдвинуть с места.

— С ума сойдешь от этого пасьянса, — сказала она. Снова раздался бой часов.

— Всего четверть часа прошло?.. Знаете, я б, наверно, спятил, если б сидел тут один, как вы добры, что остались со мной.

— Вы играете в безик?

— К сожалению, нет.

— А в пикет?

— Нет. Я ни одной игры, кроме петуха и курочки, так и не смог освоить.

— Жаль.

— Мне бы надо послать телеграмму Марджори и еще кое-кому. Но, пожалуй, лучше отложить это до тех пор, пока я не узнаю, что Джок виделся с Брендой. Вдруг она будет у Марджори, когда придет телеграмма.

— Постарайтесь не думать об этом. А в кости вы умеете играть.

— Нет.

— Это просто, я вас научу. У вас должны быть кости для триктрака.

— Все в порядке, не беспокойтесь. Просто мне как-то не хочется играть.

— Принесите кости и садитесь сюда за стол. Нам надо скоротать эти шесть часов.

Она показала ему, как кидать кости. Он сказал:

— Я в кино видел, как играли вокзальные носильщики и таксисты.

— Конечно, кто ж не видел… это очень просто… Ну вот, вы выиграли, забирайте деньги.

Немного погодя Тони сказал:

— Знаете, о чем я подумал?

— А вы никогда не пробовали дать себе передых — взять и не думать?

— А вдруг уже пронюхали вечерние газеты… вдруг Бренда случайно заглянет в газету и прочтет… а там, может, еще и фотография…

— Да и я то же самое подумала, когда вы сказали о телеграммах.

— Это вполне вероятно, правда? Вечерние газеты тут же все пронюхают. Что же нам делать?

— Ничего не поделаешь, придется ждать… Давайте, приятель, кидайте, ваш черед.

— Я больше не хочу. Я очень беспокоюсь.

— Знаю, что беспокоитесь. Можете мне не говорить… но не бросите же вы игру, когда вам такое везенье?

— Простите меня… но это не помогает.

Он походил по комнате, подошел сначала к окну, потом к камину. Набил трубку.

«В конце концов можно узнать, появилось сообщение в вечерних газетах или нет. Можно позвонить в клуб и узнать у швейцара».

— Это не помешает вашей жене прочесть газеты. Нам остается одно ждать. Как вы сказали, в какую игру вы умеете играть? Петух и что?

— Петух и курочка.

— Валяйте.

— Это ведь детская игра. Вдвоем в нее играть нелепо.

— Показывайте.

— Ну, так вот. Каждый выбирает себе животное.

— Отлично. Я буду собака, вы — курица. Дальше что?

Тони объяснил.

— Я бы сказала, что это одна из тех игр, для которых нужно хорошее настроение, — сказала миссис Рэттери. — Но давайте попробуем.

Каждый взял по колоде и начал сдавать.

Вскоре вышли две восьмерки.

— Гав-гав, — сказала миссис Рэттери, сгребая карты. Другая пара.

— Гав-гав, — сказала миссис Рэттери. — Знаете, вы играете без души.

— А, — сказал Тони, — кудах-тах-тах.

И немного погодя снова:

— Кудах-тах-тах.

— Не глупите, — сказала миссис Рэттери. — Тут не пара…

Когда Альберт пришел задернуть занавески, они еще играли. У Тони осталось всего две карты, которые он перевертывал без конца, миссис Рэттери пришлось разделить свои — они не умещались в одной руке. Заметив Альберта, они прекратили игру.