Пригоршня тьмы

От смоляных кудрей Пети остались только воспоминания. Карие глаза, некогда полные огня, были скрыты за толстыми стеклами очков, но Хлудовой он представлялся таким же красавцем, как и прежде. Она улыбнулась зовущей улыбкой. Серегин от изумления открыл рот и вытаращил на гостью глаза. Он был смущен ее визитом, несмотря на то что последний раз обнимал ее лет сорок назад. Еще больше ему было неудобно перед женой, в свое время каким-то образом дознавшейся о его романе с учительницей.

Однако у жены Серегина и в мыслях не было, что приход Хлудовой как-то связан с Петром. Она просто забыла, кем была для него Хлудова. Ее угнетало другое. Эта зараза не без оснований слыла заядлой сплетницей, а у дочери Серегиных неделю назад случился разлад с мужем. Дело попахивало разводом. Донельзя огорченная, Серегина решила, что Хлудова приперлась, чтобы вынюхивать. Однако просто выставить ее она постеснялась и, напротив, решила проявить максимум гостеприимства в надежде задобрить сплетницу.

– Садитесь, пожалуйста, – суетилась она вокруг непрошеной гостьи, – сейчас чайку попьем, вчера дочь заходила, тортик принесла. – Упомянув про дочь, она хотела спровоцировать Хлудову на разговор в надежде выведать, что ей известно. Но та на упоминание о дочери никак не реагировала, устремив страстный, по ее мнению, взгляд на предмет своей любви.

Серегин чувствовал, что назревает нечто неприятное. Он сидел как на иголках и старался смотреть куда угодно, только не на Тамару.

– Жаркая погода нынче, – неуверенно произнесла Серегина, лишь бы что-то сказать.

Хлудова покивала, не то соглашаясь, не то подтверждая какие-то свои мысли. Потом вздохнула и произнесла роковую фразу:

– Долго я ждала этой встречи! – Сказано это было с необыкновенным пафосом.

Чайная чашка, поднесенная к губам, застыла в руке Серегина. Его худшие опасения подтверждались.

– А ведь ты любил меня, Петя! – продолжала учительница тем же трагическим тоном.

Абсолютно ничего не понимающая хозяйка вытаращила на гостью глаза.

– Да, любил!! – выкрикнула Хлудова и театрально зарыдала. При этом она полезла в сумочку, достала оттуда клетчатый платок, больше похожий на скатерть, и поднесла его к глазам.

Воспользовавшись тем, что гостья на него не смотрит, Сергей сделал зверскую гримасу и покрутил пальцем у виска, выразительно глядя на жену.

Та, все еще ничего не понимая, во все глаза смотрела на Хлудову. Та громко рыдала. Огромные, тяжелые, как картечь, слезы пробивали в толстом слое пудры заметные дорожки, как пробивают весенние ручьи толщу льда. Пудра скатывалась в грязные катышки, отчего создавалось впечатление, что лицо Хлудовой загадили голуби.

– Петя, любовь моя! Ну хочешь, я встану перед тобой на колени! – неожиданно грозно выкрикнула Хлудова. На соперницу она пока не обращала внимания.

Серегин побледнел и поднялся. Роковой час наступил.

Законная жена понемногу начала кое о чем догадываться. Выражение лица у нее изменилось и стало похоже на то, которое бывает у хозяйки, узревшей в своей кухне мышь. На нем читались одновременно гадливость, стыд, что в ее святая святых водятся подобные животные, и охотничий азарт.

Тем временем Хлудова рухнула перед ненаглядным Петей на колени.

Серегин, что называется, потерял лицо. Он был настолько сконфужен, что, сам того не замечая, стал ковырять пальцем в носу.

Однако законная супруга, быстро оценив ситуацию, решила действовать, и действовать незамедлительно.

– Позвольте, гражданочка, – вкрадчивым тоном начала она, – что это вы себе позволяете?

Хлудова словно и не слышала этой реплики. Она поползла по полу к пятившемуся от нее Серегину, пытаясь обнять его за ноги.

– Слушай, ты! – сменив тон, прорычала разлучница. – Убирайся из моего дома!

На этот раз ее услышали. Хлудова повернулась к сопернице. На миг все замерли… Потом Хлудова поднялась с колен и выпрямилась. Лицо ее приняло каменное выражение, только глаза горели неугасимой ненавистью. Она спокойно положила платок в сумочку и достала оттуда какой-то предмет, который в вечернем полумраке супруги не сразу разглядели. Воспользовавшись замешательством, несчастная стала выдергивать стеклянную, плотно притертую пробку, точно чеку из гранаты. Наконец это ей удалось. Поза и жуткая решимость, застывшие на ее лице, напоминали известную картину Сурикова «Боярыня Морозова». Серегина среагировала молниеносно. Не дожидаясь, пока смертельный веер кислоты коснется ее лица, она бросилась на пол, схватила и дернула на себя ноги террористки. Та грохнулась оземь. Однако кислота обильно оросила все кругом. Синтетическая скатерть на столе вздыбилась и стала расползаться. Та же участь постигла ковер. Зашипев, начал плавиться транзисторный приемник. Несколько мелких капель попало и на лицо Серегину. Боль привела его в чувство. В бешенстве он бросился на распластанную на полу «возлюбленную» и стал выкручивать ей руки. Та взвизгнула от боли.

– У нее кислота! – кричал Серегин. – Осторожно! Неси веревки, ее надо связать.