Пригоршня тьмы

– Не бойся, я тебя не брошу. Хотя, конечно, ты мне вовсе не нужна. Просто я подумал, пусть эта несчастная следует за Госпожой, раз так нуждается в ней. И я не могу без нее. Я знаю, все это устроено специально, чтобы разлучить меня с ней, те, кто за этим стоит, боятся, что мы окажемся вместе. Впрочем, «боятся» – слово, не совсем подходящее. Они не знают, что должно произойти. Только пытаются догадаться. Может быть, они и не далеки от истины, но все же наверняка не знают.

Галина смотрела на своего спутника во все глаза. Никогда еще она не видела его таким. Лицо Проши приняло отчасти даже мечтательное выражение, зеленые глазищи нечеловечески сверкали.

– Ладно, – наконец сказал он, – вперед. Ты попытаешься проникнуть в самолет обычным образом, а я несколько иначе. К Госпоже не приближайся ни в коем случае! – Произнеся это напутствие, он исчез.

Галина пристроилась в хвост длинной очереди. Очередь извивалась, как змея, и Галина увидела впереди Павла Глиномесова. Он стоял почти первым: в одной его руке была большая яркая сумка, а другой он сжимал тоненькую ручонку Маши. Галина не разглядела ее лица, но волна нежности затопила ее. Она была готова броситься к Глиномесовым, но только в последний момент сумела удержать себя в руках. Маша тоже, видимо, что-то почувствовала, потому что стала беспокойно озираться. Павел недовольно дернул ее за руку, и она успокоилась. Очередь понемножку двигалась вперед. Галина совершенно не волновалась, уверенная, что все пройдет благополучно. Наконец она была почти у цели. Сумка, поставленная на ленту транспортера, проехала вперед, а Галина вручила билет и паспорт хорошенькой девушке в форменной одежде. Та сделала в билете отметку, и Галина очутилась перед пограничником. Он бросил равнодушный взгляд на лицо пассажирки и мотнул головой: проходите.

Галина, стараясь не бежать от радости вприпрыжку, вошла в терминал, а через несколько минут на летное поле. Следующие рейсом до Нью-Йорка усаживались в автобус.

– Мисс Форстер?! – услышала Галина позади себя. Она обернулась и увидела, что к ней спешит давешний пограничник и девушка в форме Аэрофлота. Все пропало! Она стала озираться, как загнанный зверек, не зная, что предпринять. Преследователи приближались. И Галина не помня себя бросилась бежать по взлетному полю.

– Стойте, мисс Форстер, – кричали сзади по-русски и по-английски, – вы забыли ручную кладь! – Но Галина ничего не слышала, мчалась вперед, не разбирая дороги.

Павлу Глиномесову, который вместе со всеми наблюдал, как по полю бегают люди и ловят странную пассажирку, показалось, что она похожа на Касьянову, но он, естественно, не поверил своим глазам. А вот Маша сразу определила, кто это так лихо носится по полю. Но отцу ничего не сказала.

Галина бегала по полю минут двадцать. Наконец к преследованию подключилась служба безопасности, и только тогда беглянку изловили. Собственно говоря, она сама, обессиленная, упала на траву возле края взлетной полосы. Последнее, что она увидела, был муравей, спешащий куда-то по выщербленному бетону. После этого она потеряла сознание. Самолет улетел без нее.

Только усевшись в кресло и вдохнув в себя тот специфический сладковатый и слегка тошнотворный запах, свойственный салонам авиалайнеров, только тогда Павел наконец успокоился и попытался расслабиться. До последней секунды, находясь на земле, он почему-то не верил, что поездка в Америку состоится. Ему непрестанно казалось, что сейчас случится что-нибудь непредвиденное, и все рухнет. Но ничего не случилось, и самолет вот-вот должен оторваться от земли.

Павел откинулся в кресле и глянул в иллюминатор на взлетное поле. Он не узрел там ничего интересного. Ловля Касьяновой уже закончилась. Он посмотрел на сидящую рядом в кресле Машу. Та прикрыла глаза и, казалось, дремала.

«Странно, – подумал Павел, – ребенок ведет себя слишком уж спокойно, точно летает на самолетах в Америку каждый месяц. Впрочем, возможно, детская психология отличается от психологии взрослых, и предстоящая поездка для нее все равно что визит к бабушке в деревню».

Тут на ум снова пришли обстоятельства ее последнего путешествия в деревню и всего, что произошло потом. Он, откровенно говоря, не пытался выяснить во всех подробностях, что же случилось на самом деле. Нашелся ребенок, ну и слава богу. Конечно, он чувствовал, что не все тут чисто. Вот и Шебалин погиб… А впрочем, не стоит обо всем этом думать.

Глиномесов полной грудью вдохнул воздух, наполняющий салон, и ему показалось, что даже пахнет здесь не так, как в самолетах, летающих на внутренних линиях. Грубоватое это амбре показалось ему слаще аромата французских духов. Вот он и за границей. Павел бросил быстрый взгляд на сидевшего на третьем кресле в их ряду мужчину. Это был, судя по всему, иностранец: длинные пышные светлые волосы, элегантный костюм, миниатюрный кейс, который сосед сразу же положил себе на колени.