Пригоршня вечности

Альс, как обычно, изображал оскорбленную невинность.

– Да я никогда не поверю, что тебя так понесло по кочкам само по себе, – хмыкнул оньгъе. – Я же тебя знаю. И все твои штучки тоже знаю. Ты всегда умел нагнать страху.

Ириен тяжело вздохнул:

– Да, сейчас у костра вышло не слишком оригинально, но… там… под мостом… я чуть в самом деле не убил парня…

– Не верю! – потрясенно ахнул Пард.

– Ты себе представить не можешь, сколько я надежд возлагал на эту встречу. Думал, вот оно – везение. Наконец-то! Миариль сдержала слово – помогла…

…Три года назад, после того как он залечил яттские ранения в Канегоре, ноги и здравые размышления привели его в замок-резиденцию вдовствующей королевы. Уединенная долина, окруженное лесом озеро Лоло и игрушечный замок над ним как нельзя кстати подходили для пребывания дочери, сестры, матери и вдовы королей – Миариль, урожденной Идар-ди-Карвей, в лихие послевоенные времена. С ней были принцессы – две младшие дочери Хальдара и целая армия прислуги. За двадцать с небольшим лет Миариль не слишком изменилась. Фигура у нее осталась столь же миниатюрной, светло-янтарные глаза ясны, руки тонки и изящны сверх всякой меры. Только каштановые косы побелели. Женщины из Тассельрадского королевского дома рано седели. Ириен опустился на одно колено и прижался губами к ее пальчикам. Никаким иным способом он не мог выразить свое преклонение перед этой умной, щедрой, мужественной, сильной и добродетельной женщиной. В свое время Миариль умело держала в руках норовистого супруга, так, чтобы тот не ощущал контроля и не тяготился опекой. Впоследствии она же выбрала сыну Хальдару достойную супругу и всеми силами участвовала в воспитании наследников игергардского престола. После собственной ланги Альс мог всецело доверять только ей, теперь ему кроме доверия нужна была ее помощь. И он получил ее, всю, сколько просил, и даже сверх того. Тогда-то Миариль и узнала о его заинтересованности в проблеме Воплощенной и пообещала добраться до архивов Ятсоунского храма Бога-Странника, куда эльфу, по понятным причинам, ход был заказан. И добралась. Только все усилия, по вине Драйка Дэниса, оказались тщетны.

– Пойми, Пард, как бы там ни казалось со стороны, но никто не может знать всего. Даже оллавернские маги, даже Хозяин Сфер. И Зеленая Ложа отнюдь не всесильна, и владыка Иланд далеко не так всемогущ, как это принято считать. У всех есть недостатки и пробелы в знаниях. За пятьсот лет Оллаверн ничего не сумел придумать для избавления мира от Проклятия Ильимани. А ятсоунские жрицы выкрутились просто от нежелания связываться с Ар’арой. Они смогли отсрочить очередное исполнение Проклятия. Другое дело, какой ценой, но у них получилось. Значит, знание было, и методы были. И я бы попытался… Я теперь многое могу… после того, как ушел Фьеритири… но я не знаю… теперь, когда утрачена последняя нить…

– И что же ты надумал? – спросил Пард, донельзя удрученный рассказом друга.

– Вернемся все вчетвером в Ятсоун. И, пока Драйк будет ломиться в двери, я полезу в окно. Куплю хороший набор отмычек, вспомню все, чему меня научила Джасс по части тайного взлома, и попытаюсь найти свои ответы. А что мне остается?

– А может быть, все-таки в Ритагон? – с надеждой в голосе спросил оньгъе. – Парни нас ждут…

Никакими словами не описать, как соскучился Ириен по своей ланге. По лучшему в мире стрелку – Сийгину, по благочестивому и отважному Торвардину сыну Терриара, по насмешливому бабнику – Малагану. Но вместе с тем его снова и снова преследовали во сне и наяву слова Матери Танян. Как жить дальше, если они все умрут из-за того, что он выбрал жизнь Джасс. Ведь выбрал же? Признайся себе, признайся, Ириен Альс!

– Нет, – твердо заявил Альс. – Сначала в Ятсоун, а потом, разумеется, в Ритагон.

– Как только ты станешь Джасс искать?

– А вот по этому поводу не переживай, – усмехнулся эльф, хлопая соратника по широкой спине. – Надо будет, я весь мир наизнанку выверну.

«А ведь вывернет, с него станется. Наизнанку, выпотрошит и узлом завяжет», – мысленно согласился Пард.

А Ириен, в свою очередь, подумал о том, как, наверное, замечательно на самом деле быть таким уверенным в собственных поступках и правильности выбора, не сомневаться, не грызть себя за все упущенные возможности и невыполненные обязательства. Но когда у тебя на одной чаше весов весь мир и четверо настоящих друзей, а на другой чаше – любимый и единственный в жизни человек, то невозможно оставаться беспристрастным судией. Как это получается у Ар’ары? Или у него те же проблемы, но только он выбрал благополучие всего мира? Тогда кем пожертвовал?

– Иди и спи, человече. Иди, иди… я все равно сегодня не засну.