Позвольте мне написать в вашей манере рецензию на одну известную книгу: «Хорошо созданьице, нечего сказать! Какой дух царит в нем, — сочинитель полагает, что пишет для изящного света (Risum teneat.{12}
), — как именно, мы покажем, выбрав на пробу парочку мест из одного только рассказа, и пусть читатель судит сам. На с. 128 герой говорит о дамах, что они развалились, как коровы на с. 183 государь обращается к придворным, заявляя, что разума у них не больше, чем у теленка, герой величается то дубиной (с. 125), то простофилей (с. 126), то подставкой для чепцов (с. 165), то — на с. 147 — идеальным метельщиком (надо же, какое остроумие!), на с. 150 он не может произнести „ни бе ни ме“, на с. 152 закатывает оплеуху, на с. 129 разевает... пасть, как ослица (осла не допускал размер, потому что вся штучка в стихах), на с. 135 сообщается, что одна девица боится известного рода водянки (фу! ну и автор же!) Ohe, jam satis est{13}! Однако все эти мерзости — излюбленный тон новейшей литературы. Виланд не так писал для изящного света...»Между тем, господа, этот рассказ — его я отрецензировал так, как рецензируют меня, — написан самим Виландом, опубликован под названием «Первонте» в XVIII томе его Сочинений, и все целое превращает мнимые пятна в легкие полутени.
Аудитория позволит перейти, без дальнейших проволочек, к
к главе весьма краткой, ибо собственные рецензии этой косы характеризуют ее по существу. Кроме того она, эта коса, связана с французской и переплетается с ней, но только эта последняя запечатлевает светского человека, а та первая списывает мещанина. Чего же имперский немец-«стилист» ждет от поэзии?
Гомбо в эпиграмме 68 первой книги отвечает на этот вопрос так: