Приготовительная школа эстетики

Вторая основная краска греков, идеальное, или прекрасное, смешана из мифов о богах и героях и из их прародительницы, гармонической Средины всех сил и положений. В мифологии, а мифология проходит сквозь Солнце, сквозь Феба, все существа стряхивают с себя обыденность и преизбыток индивидуального; для всякого наслаждения нашелся на Олимпе преображающий его Фавор. Благодаря диким, варварским силам Предыстории, благодаря удалению прибавившие в росте, красиво расписанные ранней поэзией предки и божества сплелись в блестящую ткань и цепь, и так златая нить дошла до самой современности и линия обожествления ни разу не прерывалась. Если Парнас был так близок к Олимпу, могли ли боги не ниспосылать сюда сияющие образы и не заливать его своим небесным светом? Внутреннему вознесению поэтов на небеса благоприятствовало то, что песнопения их раздавались не только в честь богов, но и для богов, так что не могли не украшаться и не возвышаться для будущего своего трона — в храме или на богослужении греческих игр. И если враждебная чрезмерности и пустоте красота, словно гений, цветет лишь в весеннюю пору жизни — и года, цветет при равномерном развитии всех сил, лишь в умеренной зоне (не климата, но и вообще всего на свете) могли пышнее всего распуститься бутоны роз; греков миновали судорожные гримасы рабства, скованных по рукам и ногам устремлений, варварского великолепия, религиозной лихорадки и всего тому подобного. Если^{1} прекрасное немыслимо без простоты, то простота почти сама собой досталась им в удел, поскольку им не приходилось писать по написанному и украшать красоту так, как нам, подражателям былых столетий. Лишь полнотою смысла определяется и достигается простота внешнего облика, точно так же, как царь и Крез не постесняются показаться в не расшитом золотом камзоле. Простоте как таковой всякий стал бы охотно и легко подражать; но что пользы от того, что внутренняя скудость облечется в формы внешней и нищий музыкант — в нищенский наряд? Пластика духовного точно так же могла пренебречь прелестью красочного, как пластика телесного — любой, поскольку статуи облачены были в один-единственный цвет — в цвет, присущий их материалу.

Но есть еще один, чистый и свежий источник греческого идеала. Все, что именуется благородным, более высокий стиль, все это распространяется на всеобщее, чисто человеческое и исключает все случайное, приданное индивидуальности, даже любую красоту индивидуального. Поэтому греки, согласно Винкельману, не награждали прелестной ямочкой женские лица, ибо такая черта была для них слишком индивидуальной. Поэзия повсюду требует самого всеобщего, что свойственно человеческому существу (исключение — поэзия комическая, причины ниже); так, благороден плуг, но не бритвенный прибор, — благороднее вечные стороны природы и менее благородны случайные и присущие житейскому быту, — так, пятна на шкуре тигра благородны, но не пятна жира; и если часть разделена на части, то это менее благородно[110], например, коленная чашечка вместо колена; так, не столь благородны иностранные, более ограниченные по значению слова в сравнении с домашними, потому что родное слово как таковое уже обнимает собою все чужие человеческие слова и дает их вместе с собою, — например, в эпосе можно сказать «веления» совести, но сказать «декреты» и «указы»[111] нельзя; эта всеобщность точно так же проникает во все характеры и царит в них, они возвышаются по мере того, как совлекают с себя, словно преображенные души, всякое индивидуальное начало.

Если все поднимается перед нашим взором со ступени на ступень, становясь все прекраснее и яснее по мере того, как мы отбрасываем случайное, так что самое всеобщее нежданно оказывается одновременно и наивысшим, то есть конечным существованием, затем бесконечным бытием — богом, если все это так, то вот вам молчаливое доказательство или молчаливое следствие скрытой и прирожденной теодицеи.

Но юноша следует своей доброте, силе и неведению и всегда стремится к наивысшему и потому прежде ищет всеобщее, а потом особенное; поэтому ему легко дается лирика и с трудом — комедия с ее индивидуализацией. Но греки были ранними, были юношами[112] мира; и прекрасная весна жизни благоприятствовала цветению всех идеальных существ.

§ 19. Покой и светлая радость поэзии