Читаем Приготовительная школа эстетики полностью

Стилистические сдвиги и веяния глубоко затрагивали Жан-Поля, но, как писатель, он решительно все в своем творчестве основывает на литературном феномене накопления. Характерно, например, разное отношение классиков, романтиков и Жан-Поля к массовой, низкой, тривиальной литературе эпохи: для классиков она не существует, романтики полны презрения к ней, для Жан-Поля она — благодатная почва образов и пародий. Как писатель, Жан-Поль достигает своей особой ясности и стройности на неклассической основе. Но Жан-Поль в той же мере и антиромантичен. Барочную и просветительскую традицию не могли принять романтики в свою самую раннюю, «атенеевскую» пору; не принимали ведь они и Шиллера, и Виланда с его аттически-французским изяществом и игровой, в духе рококо, эротикой. Жан-Поль и получает от ранних романтиков «по заслугам», — писатель, якобы не усвоивший самых начал искусства, хотя Фр. Шлегель и смотрит на него с несколько двойственной заинтересованностью[18]. Однако, как только внутренние противоречия самого романтизма выходят наружу, раскручиваются с силой пружины и первоначальный романтизм начинает обрастать «спутниками» и «популяризаторами», умножая собой путаницу тогдашней литературной жизни и растворяясь в ней — отношения Жан-Поля и романтизма начинают терять однозначное значение и распадаться, раскладываться на отдельные линии. Барочные тенденции проявляются в самом романтизме, например у Клеменса Брентано, у Эйхендорфа. Весь романтизм — в движении, а движение идет по разным направлениям: 1) назад к традиции (без такого возврата, без нового усвоения старой традиции поэтическое творчество ранних, первых романтиков вообще почти невозможно; 2) в сторону — при сближении с социально принятыми, более массовыми литературными жанрами; 3) «вниз», когда позиции романтизма сдаются и писатель отходит от раннеромантического эстетического абсолютизма. Энергия романтического взрыва расходится кругами, но, расплываясь, некая общая суть «романтического» остается надолго.

Эпоха рубежа веков пользовалась понятием «романтический» в очень широком смысле. В духе культурно-типологических обобщений того времени «романтическое» могло означать «романское», «романическое», «средневековое», «современное», «неклассическое», «неантичное». Определенности тут не было, и каждый автор (не был исключением и Жан-Поль) давал свое толкование «романтического». Романтизм понимался совсем не так, как позднее у Г. Геттнера и Р. Гайма[19], не так, как понимает его современный литературовед, когда имеет в виду, говоря о «романтизме», «иенскую школу»[20] романтиков и идущие от нее литературные направления[21]. И значения «романтического» в словоупотреблении эпохи невозможно до конца расклассифицировать: они всегда неустойчивы. Можно сказать только одно: смысловая «интенция» романтического, из-за которой билось это время, силясь творчески воплотить ее, в итоге не случайно закрепилась на более конкретно очерченном понятии «романтической школы» или «романтического движения» немецкого романтизма в конкретно-историческом значении; всегда вибрировавшая культурно-типологическая категория укоренилась в литературной реальности эпохи. Не кто иной, как именно Жан-Поль более других способствовал тому, чтобы культурно-типологическое понятие, или представление, «романтического» было замкнуто на определенном течении немецкой литературы рубежа XVIII — XIX веков и чтобы немецкий романтизм с его философской и культурно-типологической категорией «романтического» узнал себя в романтическом, понятом типологически и исторически-конкретно. Жан-Поль был одним из тех, кто вводил в обиход понятие романтического в его современном истолковании.

Сам Жан-Поль первым создает слово «романтик», прилагая его к «Тику и другим» (V 377.13), создает его на ходу (по-видимому, по аналогии с «нигилистом» и «материалистом» о которых речь пойдет ниже), и это слово подхватывает эпоха.

Обновленная категория «романтического» рождается непосредственно в сложных условиях литературной жизни эпохи.

Отношения Жан-Поля к романтикам — к романтикам в новом и с тех пор утвердившемся смысле — характеризуются периодами притягивания и отталкивания. Это и понятно, — художественные цели романтиков были совершенно иные, чем у Жан-Поля, но могли появляться и точки близости — уже ввиду расплывающихся контуров романтизма[22]. Обычно считалось — тоже и современниками Жан-Поля[23], — что в «Приготовительной школе эстетики» Жан-Поль благоприятствует романтической поэзии и более, чем когда-либо, сближается с теоретиками романтической эстетики[24]. Противоположный взгляд — будто бы Жан-Поль враждебен романтикам[25] — следовало бы доказывать с реальными фактами на руках. Однако видно и то, что близость к романтикам относительна и порой выражается у Жан-Поля в дипломатически обтекаемых формах.

Перейти на страницу:

Все книги серии История эстетики в памятниках и документах

Актуальность прекрасного
Актуальность прекрасного

В сборнике представлены работы крупнейшего из философов XX века — Ганса Георга Гадамера (род. в 1900 г.). Гадамер — глава одного из ведущих направлений современного философствования — герменевтики. Его труды неоднократно переиздавались и переведены на многие европейские языки. Гадамер является также всемирно признанным авторитетом в области классической филологии и эстетики. Сборник отражает как общефилософскую, так и конкретно-научную стороны творчества Гадамера, включая его статьи о живописи, театре и литературе. Практически все работы, охватывающие период с 1943 по 1977 год, публикуются на русском языке впервые. Книга открывается Вступительным словом автора, написанным специально для данного издания.Рассчитана на философов, искусствоведов, а также на всех читателей, интересующихся проблемами теории и истории культуры.

Ганс Георг Гадамер

Философия

Похожие книги

История Петербурга в преданиях и легендах
История Петербурга в преданиях и легендах

Перед вами история Санкт-Петербурга в том виде, как её отразил городской фольклор. История в каком-то смысле «параллельная» официальной. Конечно же в ней по-другому расставлены акценты. Иногда на первый план выдвинуты события не столь уж важные для судьбы города, но ярко запечатлевшиеся в сознании и памяти его жителей…Изложенные в книге легенды, предания и исторические анекдоты – неотъемлемая часть истории города на Неве. Истории собраны не только действительные, но и вымышленные. Более того, иногда из-за прихотливости повествования трудно даже понять, где проходит граница между исторической реальностью, легендой и авторской версией событий.Количество легенд и преданий, сохранённых в памяти петербуржцев, уже сегодня поражает воображение. Кажется, нет такого факта в истории города, который не нашёл бы отражения в фольклоре. А если учесть, что плотность событий, приходящихся на каждую календарную дату, в Петербурге продолжает оставаться невероятно высокой, то можно с уверенностью сказать, что параллельная история, которую пишет петербургский городской фольклор, будет продолжаться столь долго, сколь долго стоять на земле граду Петрову. Нам остаётся только внимательно вслушиваться в его голос, пристально всматриваться в его тексты и сосредоточенно вчитываться в его оценки и комментарии.

Наум Александрович Синдаловский

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука