Значит, двое или трое все-таки безнадежно отстали. Но и оставшихся на одного меня хватит с лихвой.
– Сколько до ближайшего?
– Ярдов сорок!
Плохо. Когда я оглядывался в последний раз, было не меньше пятидесяти. Я вновь принялся нахлестывать Верного.
Местность уже не была совершенно плоской. Дорога начала полого подниматься вверх. Плохо. Даже пологий подъем заметно увеличивает нагрузку для коня. Тем более – для коня, вымотанного несколькими часами скачки на пределе сил. Ну же, Верный! Только не подведи!
– Тридцать ярдов, Дольф!
Я нагнулся к самой гриве. Так меньше сопротивление воздуха – может быть, хоть так моему коню будет легче… "Вперед, Верный! – кричал я ему в самое ухо. – Вперед!" Когда же кончится этот проклятый подъем…
Я понял, что слышу, как мой преследователь тоже погоняет и хлещет своего коня. Значит, уже совсем близко. Я бросил очередной быстрый взгляд через плечо. Непосредственную опасность представляет только один – остальные довольно плотной группой идут сзади и, похоже, не в силах сократить разрыв. На что рассчитывает этот первый? Ну, допустим, он меня догонит – и что? В упор я, наверное, не промахнусь даже на скаку. Или он в охотничьем азарте не заметил, что оторвался от своих?
– Дольф, у него огнебой!
Ага. У меня тоже. И пора уже, кажется, его достать… Я расстегнул куртку, впуская за пазуху режуще холодный ветер.
– Остановись! – услышал я. – Или я застрелю девчонку!
Ну правильно! В меня им стрелять нельзя, в мою лошадь тоже – при падении с коня на такой скорости недолго свернуть шею. Но в отношении Эвелины приказ, очевидно, был не столь строгим.
– Дольф, не вздумай! – вскрикнула Эвьет. В этом крике было не просто предостережение против неразумного поступка. В этом крике был весь ужас перед перспективой вновь оказаться в руках правителя, интересующегося чужими тайнами. Лучше уж быстрая смерть от огнебоя, чем опять это! И совершенно неважно, как этого правителя зовут…
– Я и не собираюсь! – заверил я ее. Никто, никогда и ничем не заставит меня добровольно пойти на заклание. Грифонцы уже убедились в этом, теперь, очевидно, черед йорлингистов. Я вытянул из-под куртки огнебой. Черт… пальцы окоченели, несмотря на перчатки, и почти не слушаются…
Выстрел! Я вздрогнул всем телом. Нет, это всего лишь звонкий щелчок плети, которой он хлещет коня. Я, примериваясь, посмотрел сперва через правое, потом через левое плечо. Черт, он скачет сзади и немного слева, в такой позиции прицелиться в него правой рукой почти невозможно. Зато спина Эвьет перед ним, как на ладони! Мой учитель одинаково хорошо владел обеими руками и более того – даже умел писать ими одновременно два разных текста. Но я, увы, так и не освоил это искусство. Никогда не пробовал стрелять левой, и вряд ли у меня хорошо получится…
Выстрел! Теперь уже настоящий! Я почувствовал, как дернулось тело Эвьет.
– Ты…
– Я цела, Дольф! Он промазал!
А может, и нет, подумал я. Он мог выпалить мимо специально. Слабое место любого шантажиста в том, что реализация его угрозы автоматически означает его проигрыш. Но у него только четыре заряда – теперь уже три – и он не станет тратить их впустую и дальше… Я с сомнением переложил огнебой в левую руку.
– Дубина криворукая! – издевалась над врагом Эвьет. – Стрелять научись сначала, деревенщина! Дождались с охоты Жеана-холопа: прицелился в утку – попал себе в…
Окончание стишка скрыл шум тяжело рухнувшего тела; отрывистый звон сбруи, хруст ломающихся костей и сдавленный крик слились практически в один звук. Я еще успел додумать до конца мысль о том, откуда благовоспитанная баронесса знает такие стишки (не иначе, научили дворовые девки во время совместных походов по грибы), и лишь потом сообразил, что случилось.
– Он упал! – радостно кричала Эвьет. – Вместе с конем!
– Но я не стрелял!
– Я знаю! Это все его конь!
Споткнулся? Вряд ли, дорога ровная, и луна, висящая уже прямо по курсу, хорошо ее освещает. Скорее всего, сокращая разрыв с нами, всадник просто загнал своего скакуна так, что тот даже не успел остановиться – умер прямо на бегу. Даже лошадиное сердце может не выдержать…
– Он не встает, – поведала Эвьет, все еще глядя назад и имея в виду, конечно, всадника.
– Кто-нибудь из них остановился ему помочь?
– Нет! Перепрыгнули через него, чуть не затоптали!
Ну еще бы. У них есть задача поважнее. Даже его огнебой так и оставили валяться на дороге, а уж это куда существенней какой-то там человеческой жизни. Приказ Йорлинга на сей счет поблажек не допускает, но тут два приказа вступают в противоречие. Наверное, надеются подобрать на обратном пути.
Подъем, наконец, закончился, хотя и не сменился спуском, как я ожидал. Впереди, у самого горизонта, я различил несколько слабо светящихся искорок – видимо, огни какого-то поселения. Нам, конечно, нечего было надеяться найти там убежище, но в любом случае дорога вела туда.