Приговор, который нельзя обжаловать

Телефон зазвонил сразу, как только Андрей его включил. Номер не определился. Андрей взял трубку и нажал на кнопку записи. Он прекрасно понимал, вряд ли ему это что-то даст, заказчик наверняка просчитал такую возможность и соответственно подготовился (звонит не сам, а его сообщник или нанятый вслепую человек), но все же решил разговор записать, так, на всякий случай.

– Ну, как продвигается дело? – с места в карьер начал заказчик.

– Продвигается.

– Есть результаты?

– Можно сказать и так. – Андрей мысленно обругал себе за то, что отвлекся, не подготовился к разговору и теперь не знает, как его повести. Нужно было подловить заказчика, расставить ему ловушки, заставить выдать себя хоть чем-нибудь. – Во всяком случае, я сделал определенные выводы, – значительно произнес он.

– Очень хорошо, у вас не так много времени.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Андрей.

– Новогодние праздники! – со сдержанным злорадством, словно ему удалось подловить дурака, сказал мужчина. Или Андрею только так показалось? Может, он все же ошибся, сделал неправильный вывод, и его клиент к убийству не имеет никакого отношения? – Трудно вести расследование, когда все распущены на каникулы, организации закрыты. Ну и самое главное – убийцу нужно искать по горячим следам, время играет не на вас, а на него. Преступник и жертва могут поменяться местами, помните, я вам говорил?

– Да, черт возьми! – взорвался Никитин. – Трудно вести расследование в праздники, когда у всех выходные, но еще труднее его вести, когда клиент, вместо того чтобы помочь разобраться и предоставить все известные ему факты, на которых можно было бы базироваться, запутывает дело, говорит загадками, бросает какие-то намеки. Знаете, у меня создалось впечатление, что вы вовсе не заинтересованы в том, чтобы я нашел убийцу, и, возможно, даже этого боитесь. Зачем же тогда вы меня наняли?

– В чем-то вы правы, – очень серьезно и как-то печально проговорил мужчина, – мне действительно страшно будет узнать имя убийцы, потому что… Ну, вы меня поймете, если все-таки распутаете это дело и если мои предположения подтвердятся, но… Я не мог к вам не обратиться, я… Мне надо знать. А вы ищите. И поторопитесь, пожалуйста.

– Я-то ищу.

– Не забудьте, что завтра похороны, вы обязательно должны на них быть. Ну, всего доброго. Желаю успехов.

Клиент отключился. Андрей погасил везде свет и вышел из офиса.

* * *

Простуженно и словно через силу играл похоронный оркестр, то заглушая завывания ветра, то сливаясь с его голосом в скорбном плаче. Молчаливая процессия провожающих в последний путь Екатерину Васильевну Королеву остановилась у зияющей черной ямы. Глухо стукнулся о землю гроб. Визгливо вскрикнула какая-то женщина. Андрей выглянул из-за гранитного памятника некоего Вакуленко, за которым прятался, – никакая это не женщина, это Роман Кириллович. Зарыдал, упал коленями на снег, вцепился в деревянную крышку гроба. Вероника, старшая дочь, попыталась его поднять на ноги, оттащить, но он стал отбиваться, размахивать руками, словно в драке. Аграфена Тихоновна пришла было внучке на помощь, но он и ее отогнал, зло, даже с какой-то ненавистью прокричал, чтобы его оставили в покое, это его право, это его Катя, и снова приник к гробу. Смотреть на это было невыносимо, и Андрей отвернулся и уставился на фотографию Вакуленко. Оркестр, словно хозяин дома, который чувствует ответственность за поведение гостей и за соблюдение этикета, нарочито громко и даже как-то оживленно заиграл вновь. Провожающие придвинулись ближе к могиле. Андрей обошел гранитное укрытие с другой стороны и пристроился возле ограды. Отсюда наблюдать было удобнее, и памятник, будто щит, защищал от ветра. Он очень замерз, и хотелось курить. Голова была как чужая от бездарно растраченной ночи. Он ни на минуту не смог уснуть, хоть изо всех сил старался, настраивая себя на приятные мысли. О том, например, что Сашеньке позавчера исполнилось три месяца, что скоро Новый год и проведут они его втроем, что нет ничего счастливей и лучше этого. Но счастья не ощущал, душой прочувствовать не мог. Мысль сбивалась и уходила совсем в другую сторону, лицо сына загораживал другой ребенок – Соня Королева с пятилетней фотографии на первом сборнике. Назойливо звучали стихи, и отчего-то рождалась смутная, но очень острая обида на Настю.

Вакуленко Вадим Сергеевич, розоволицый, смеющийся человек… Он и не заметил, как опять обошел памятник. Ноги совсем задеревенели от холода. Наверное, потому и пошел – непроизвольные действия замерзшего человека: двигаться, чтобы согреться.